Горняк. Венок Майклу Удомо - [144]

— Вот именно, сэр! Будьте уверены, вернувшись, мы расскажем своим соотечественникам все, что видели здесь. Помимо всего прочего, уже сейчас могу сообщить вам: наша делегация решила, что просьба премьер-министра Удомо о технической помощи должна быть полностью удовлетворена. Кроме того, мы будем просить Совет наций оказать дополнительную помощь в соответствии с нашими рекомендациями. Вот какое впечатление вы произвели на нас.

— Вы уже говорили об этом премьер-министру?

— Пока нет, сэр.

— Скажите. Вы не представляете себе, как он будет счастлив.

— С удовольствием сделаю это. И сразу же, не откладывая. Прошу извинить меня.

Старичок направился через зал туда, где в толпе гостей стоял премьер-министр. Росли отмахнулся от официанта, подошедшего к нему с подносом, уставленным бокалами, поклонился двум дамам и пошел к двери, в которой появился Джонс.

— Думаю, можно кончать, Джонс. Прием прошел великолепно. Кстати, я сейчас узнал, что мы получим техническую помощь, о которой просили вы с Удомо, и еще кое-что в придачу.

— Это хорошо, — немного рассеянно сказал Джонс. И прибавил — Я только что говорил по телефону со службой безопасности. Мхенди вернулся.

— Мхенди? Когда?

— Сегодня вечером.

— Где он сейчас?

— У Селины.

— Час от часу не легче. И плюральцы не требуют его выдачи?

— Пока нет.

— Сначала официальный протест с требованием выдать Мхенди, потом полное молчание. Спрашивается, почему? Я все время задаю себе этот вопрос. Из Лондона есть что-нибудь?

— Ничего. По-видимому, молчание их устраивает.

— Признаюсь, в этой истории и я предпочитаю играть роль страуса.

— Да, но мы как-никак правительство, — заметил Джонс. — Вопрос в том, что теперь делать. Разумеется, за ним будет установлена слежка. Ну, а дальше что? Сидеть сложа руки и ждать? Хотелось бы мне знать, о чем говорили в то утро Удомо и Ван Линтон.

— А знаете что, Джонс? Мне бы не хотелось. Я предпочитаю ничего не знать об этом. — Росли посмотрел в другой конец зала. — Вон он стоит, улыбается. Из всех, кто его сейчас окружает, может быть, только один-два человека имеют некоторое представление о том, какую тяжкую ношу несет он на своих плечах. И если бы кто-нибудь из нас — вы или я — сказали им: «Господа, перед вами человек, который взял на себя титанический труд — перетащить страну из одного века в другой», — они бы, конечно, поняли буквальный смысл этих слов, но никак не истинное их значение. Я могу сказать вам, Джонс, только одно: ни за какие блага не хотел бы я быть сейчас на его месте.

— Но ведь не выдаст же он своего друга?

— Не выдаст? А вы поставьте себя на его место… хотя где нам с вами. Возможно, мы способны понять это.

— Это было бы чудовищно!

— Было бы, — согласился Росли.

— И все же… — с тревогой сказал Джонс.

— От этого «все же» у меня и сосет под ложечкой.

— Может, еще ничего не случится.

— Итак, Джонс, мы с вами закрываем глаза. Может, ничего и не случится! Я не буду думать об этом, пока меня не трахнет по голове. Совершенно сознательно выбираю позицию труса… Пойдемте, надо кончать веселье.

— Я скажу ему, что Мхенди вернулся, — сказал Джонс.

— Если только это для него новость.

— Мхенди приехал уже после того, как начался прием.

— Что ж, скажите.

На следующий день, едва стало смеркаться, Удомо прислал за Мхенди свою машину.

Селина была довольна.

— Это хорошо, — сказала она Мхенди, — последнее время он стал чересчур осторожным. Премьер-министру нельзя делать того, премьер-министру нельзя делать этого… Хорошо бы ему забыть, что он премьер-министр и снова стать борцом за свободу. Африке по-прежнему нужны борцы. Вот соберетесь вы сегодня все вместе, старые друзья, — ты, Эдибхой, Мэби. Попробуйте насесть на него. Мы должны выгнать из нашей страны белых. Выгнать всех до одного. Убеди его в этом, брат.

Она передала шоферу пакет с двумя курами, которых сама зажарила. Мария осталась с ней.

Удомо был один, когда приехал Мхенди. Он сидел над какими-то бумагами, погруженный в глубокое раздумье, вид у него был усталый. Он встал навстречу Мхенди.

— Мхенди! До чего же я рад тебя видеть. — Солнечная улыбка озарила его лицо. — Поздравляю… Ничему я так не радовался… — голос его задрожал от ненависти, — ничему вот уже много лет так не радовался, как тому, что ты нагнал страху на этих белых дикарей!.. Ну, как ты сейчас?..

— Отдыхаю. Приятно иногда пожить спокойно, — ответил Мхенди. — А ты?

«Он хорошо выглядит, — подумал Удомо, — как человек, который вновь нашел себя».

— По-старому. Стараюсь обвести кое-кого вокруг пальца. Разрываюсь на части. Но будущее уже начинает вырисовываться.

«А ты научился скрывать свои мысли, — подумал Мхенди. — Хотел бы я знать, что у тебя на душе. Пожалуй, стоит предупредить тебя насчет Селины». Он сказал:

— Ты знаешь, что Селина недовольна тобой?

— Знаю. Она, Эдибхой и многие другие. А тут еще оппозиция Эндьюры. Они поняли, какая сила в лозунге «африканизация». Но я их перехитрю. Они не способны сплотить вокруг себя народ. В этом они от меня зависят. Садись. Эди и Мэби скоро приедут. Я хотел немного поговорить с тобой без них.

— Не стоит недооценивать Селину, — сказал Мхенди.

Удомо усмехнулся.