Горькое лекарство - [64]

– Если у вас родилась в голове такая картина, то вы ничего не знаете о нашем действительном сотрудничестве с Мэллори. Вы, парни из полиции, имеете обыкновение наезжать покруче и сразу задавать вопросы. И что же? Некоторые дрожат от страха и отвечают, не зная, что имеют право не отвечать. А когда нарываетесь на человека, мало-мальски знакомого с юриспруденцией, приходите в ярость, потому что он осведомлен о своих правах... И если у вас имеются достаточно веские причины задавать мне подобные вопросы, то буду счастлива ответить. Знаю только, что мой бывший супруг пытается оклеветать меня. И вы ему в этом помогаете. Или вы сгораете от страсти ко мне и ревнуете меня – к моим поклонникам, коим я назначаю свидания? Он закрыл глаза, потер лоб, отхлебнул глоточек кофе. – Фабиано Эрнандеза застрелили сегодня ночью. Судмедэксперт считает, что это произошло в течение указанного мною промежутка времени. И я допрашиваю всех, у кого был зуб на этого маленького негодяя: где и чем они занимались в этот отрезок времени... Вы, например?

– А может, это кровавая бандитская разборка. Его передернуло:

– Кто знает, возможно. Хотя я так не считаю. Почерк не тот. Он был застрелен в упор, наповал, при выходе из бара, где он всегда околачивался. Стрелял знакомый. Это мог быть Серджио. Мы проверяем его... А возможно, братья скончавшейся Консуэло. Их мы тоже допрашиваем... Да и вы, Варшавски, не были с ним на дружеской ноге. Вот поэтому я и задаю все эти вопросы.

– Признаю. Каюсь. Взбешенная его преследованием доктора Хершель, я убила Фабиано. В надежде на то, что его семья не сможет продолжать судиться от его имени.

– Смейтесь, смейтесь, Варшавски. Кто-то же должен развлекаться, если прихлопнули панка и полиция валится с ног. Вы, например. Но если бы я действительно считал; что это дело ваших рук, мы бы сейчас беседовали не здесь, а в участке. И не за чашкой кофе. Кстати, кофе неплох.

– Мерси. Это по-венски... Послушайте, я была здесь. Спала. Конечно, хлипкое алиби, так как спала одна. Никто ко мне не приходил.

– Это вы-то?! Ранняя пташка? Как-то не соответствует вашему темпераменту.

– Как правило, да. Но из-за недавних стрессов я все никак не могла отоспаться. Свалилась в половине десятого и – до вашего звонка.

– У вас есть оружие? Какой системы?

– «Смит-и-вессон», калибр 9 миллиметров, полуавтоматический.

Он безмятежно посмотрел на меня.

– Я должен взглянуть.

– Только не говорите, зачем это вам. Догадываюсь. Фабиано был застрелен из такого же револьвера – «смит-и-вессон», 9 миллиметров, полуавтомат.

Он не отрывал от меня взгляда, потом неохотно подтвердил: именно так.

Я вынесла револьвер из спальни, передала ему.

– Из него уже довольно давно не стреляли. Последний раз – на прошлой неделе, когда я тренировалась в тире. Но вы должны убедиться сами. Могу я получить расписочку?

Он торжественно написал ее и вручил мне.

– Я ведь не должен предупреждать вас, чтобы вы не покидали город?

– Конечно, не должен, детектив. Правда, в том случае, если имеете в виду Чикаго и его окрестности.

Его улыбка стала гримасой:

Спасибо за кофе, Варшавски.

Глава 25 Медицинские архивы

Меня тошнило от завалов мусора на моей кухне. Не разживешься завтраком, если ты не крыса или таракан. Ну что, скажите, было у меня накануне на ужин? Картошка жареная. Я закрыла кухонную дверь и отправилась в закусочную «Белмонт». Я вдоволь наелась блинчиков с ягодным желе, проглотила два куска бекона, гору масла, сироп и кофе. Когда умрешь, разверзшаяся перед тобой вечность будет идеальной диетой.

Фабиано Эрнандез застрелен. Как говаривал обозреватель Стюарт Олсоп, ему давно надлежало умереть, еще перед смертью. Ничего тут не попишешь. Я прочитала о его гибели малюсенькую заметку в «Геральд стар», даже не заметку – абзац в рубрике «Пульс Чикаго», да и то не на видном месте. В городе ежедневно кого-то убивают, а Фабиано – не баскетбольный чемпион и не именитый ученый, чьей памяти могли бы посвятить душещипательный материал.

Расправившись с блинчиками и третьей чашкой кофе, я продумала план проникновения в святилище «Дружбы-5». Вряд ли этот план отличался гениальностью, но я надеялась, что он сработает. Расплатилась и вернулась домой.

Если за мной велось наблюдение, тем лучше: мне все равно, пусть знают, хчто я не намерена голодать от вины или горя.

Я облачилась в бледно-оливковый летний костюм, надела мою знаменитую «золотую» блузку, в которой была накануне. Коричневые кожаные туфли, на высоком каблуке, кожаный портфель – и вот я уже похожа на манекенщицу из рекламного путеводителя.

Не очень-то меня устраивало – путешествовать без оружия. Если Фабиано «замочили» в упор, да одним лишь выстрелом, это свидетельствовало не о случайном насилии. Не то что с Малькольмом... Фабиано скорее всего занимался такими грязными делишками, о которых я даже понятия не имела. Но он бегал в упряжке «Львов», он подал иск на «Дружбу», и оба эти, так сказать, ведомства прекрасно меня знали и плевать хотели на то, что моя персона обычно внушает ненависть, перемешанную с любовью. Поэтому следовало держаться вдвойне осторожно: перебраться в отель на пару дней и уж, конечно, притормозить мистера Контрераса в клинике. Меня не согревала мысль, что пулю, предназначенную мне, он преградит своим телом...