Горькое лекарство - [45]

Он промолчал, но мне показалось, что его маниакальный накал несколько поостыл. Я вздохнула и продолжила, слегка заикаясь:

– Дело в моем муже. Бывшем муже, признаюсь. Он ушел от меня к другой женщине, бросил меня, когда я в последний раз забеременела. Настаивал на аборте, но я, конечно, отказалась. А он – очень богатый юрист! Двести долларов в час получает, каково? Но не тратит ни цента на благородную задачу – защиту детей. Мы нажили с ним пятерых очаровательных детишек. Но у меня нет денег, и он знает, что мне не под силу преследовать его по суду.

Все это я произнесла так душещипательно, что чуть сама не разревелась.

– Если вы пришли сюда за деньгами, молодая леди, я не могу вам помочь.

– Нет, нет, я не о том прошу. Но мой муж – Ричард Ярборо. Я знаю, что он представляет ваши интересы. Я и подумала, что если найду его счет, то смогу убедить заплатить мне хоть немного, чтобы прокормить маленькую Джессику, и Монику, и Фреда, и других...

– А почему ваша фамилия не Ярборо? – спросил он, сосредоточившись на наименее важной стороне мелодрамы.

– Когда он бросил меня, я вновь взяла отцовскую фамилию.

Его лицо выразило гамму неопределенных чувств. Как все фанатики, он мог рассуждать о событиях более или менее здраво, только если они касались его непосредственно.

Возможно, он уже был готов назвать мне какого-нибудь анонимного спонсора, но Марджори не удержалась от того, чтобы не внести свою лепту. Она подтащилась ко мне и взяла визитную карточку.

– А я думала, – проскрипела она, – что вас зовут как-то по-испански, нечто вроде Розмари Хим... что-то в этом духе...

Тут я дала слабину:

– Я... Мне... Мне не хотелось без лишней надобности раскрывать мое настоящее имя.

Глаза Монкфиша буквально выкатились из орбит. Я даже испугалась, что они выстрелят мне в лоб. Если Марджори не разобралась в названном мною имени, то уж Монкфиш великолепно разобрался. Розмари Химинез была первой погибшей в результате подпольного аборта, после того как власти штата срезали социальную помощь неимущим женщинам, и стала таким образом неким расхожим символом в схватке двух противоборствующих сил.

– Вы! Вы! Вы всего-навсего грязная защитница абортов!..

Звоните в полицию, Марджори. Она, наверное, что-нибудь тут украла.

Он схватил меня за запястье, пытаясь затащить в глубь комнаты. Я нарочито упиралась так, чтобы очутиться рядом с открытой дверью. Поровнявшись с ней, я вырвалась из его клешней и сбежала по лестнице.

Глава 17 Досье лиги «Ик-Пифф»

Все послеобеденное время я провела на картонной фабрике, выслушивая ужасающие истории о творившемся там подпольном наркобизнесе. Хозяин очень внимательно вник в план действий, предложенный мною: негласное наблюдение моими силами, подкрепленное участием доверенных лиц с самой фабрики. В таких акциях мне обычно помогают братья Стритер. У них и транспорт есть свой, и люди для наружного наблюдения. Хозяин отнесся к идее с энтузиазмом, каковой, впрочем, сильно поубавился, стоило мне объявить сумму гонорара: десять тысяч ежемесячно; он сказал, что обдумает все как следует за субботу. Я улыбнулась в душе: конечно, хотел сравнить прибыли и потери от операции.

Несмотря на то, что август уже вливался в сентябрь, было еще удушливо и жарко. Особенно если застрянешь в уличной пробке. Дома я переоделась, натянула купальник и отправилась на целый вечер к озеру.

В контору «Ик-Пифф» я поехала ближе к полуночи. Учитывая, что алкоголики становятся агрессивнее, когда собираются вместе, я не взяла с собой сумочку; револьвер засунула за пояс джинсов, а бумажник положила в наружный карман. Прошлой зимой я потеряла свой набор отмычек, но теперь у меня, была сделанная на заказ комбинация наиболее стандартных, часто употребляемых ключей и пластмассовая короткая линейка.

По дороге я раздумывала: почему для меня так важно знать, кто оплачивает счета Дика? И уж конечно во мне до сих пор кипела ярость оттого, что Монкфиш безнаказанно разгромил клинику Лотти. Впрочем, был бы мой расследовательский жар так силен, если бы Дитера защищал другой адвокат? Мне ненавистна мысль о том, что после стольких лет я все еще невольно страдаю от ощущения горечи и досады.

Я припарковалась далеко от конторы и оставшийся квартал прошла пешком. Негоже женщине находиться в этих местах после наступления темноты: в жаркую душную ночь вся нечисть выползает из щелей подышать. Разумеется, я была уверена, что смогу убежать от этих потерявших человеческий облик существ, а в крайнем случае пущу в ход оружие. И тем не менее облегченно вздохнула, когда невредимой добралась до лестницы в обители Монкфиша, если, конечно, не считать непристойных выкриков в мой адрес.

На лестнице было темно. Я включила крошечный фонарик. Шорох мягких шажков позади свидетельствовал, что крысы лакомились дневными объедками. На площадке второго этажа лежал навзничь мужчина. Его обильно вырвало. Блевотина стекала по ступенькам, и как я ни старалась, все-таки угодила в омерзительную лужу, перешагивая через неподвижное тело.

Несколько минут я постояла перед дверью Монкфиша, прислушиваясь: нет ли кого в конторе. Вряд ли там меня ожидала церемония встречи: никто, будучи в здравом рассудке, не стал бы ошиваться здесь в такое время во мраке. Хотя даже самый благожелательный поклонник Дитера, очевидно, не удержался бы от внесения ему иска за антисанитарию.