Горький мед любви - [78]
Рарагю последовала обычаю служанок королевы: в знак траура она коротко остригла свои великолепные черные волосы. Королева была ей за это признательна, но это послужило поводом к ссоре между Рарагю и ее любовником. А так как она не любила его, то воспользовалась случаем, чтобы с ним разойтись.
Было бы лучше, если бы она вернулась в Папеурири, к своей подруге. К несчастью, бедная девочка осталась в Папеэт, е и я думаю, она ведет теперь самую беспорядочную жизнь».
VIII
Заметки Плумкета
С этой минуты в дневнике Лоти только изредка встречаются воспоминания о далекой Полинезии, хранящиеся глубоко в его сердце. Образ Рарагю стирается и исчезает из его памяти.
Эти отрывки воспоминаний перемешаны с бурными и слегка эксцентричными похождениями, которые были у него в Африке и, позднее, в Италии.
Отрывки из дневника Лоти
Сьерре-Леоне, март 1875 года
О моя милая маленькая подруга, увидимся ли мы когда-нибудь там, на нашем любимом острове, будем ли еще сидеть по вечерам на берегу моря?..
Сенегамбия, октябрь 1875 года
Теперь время сильных дождей, и земля покрыта розовыми цветами, похожими на наши английские подснежники; леса полны воды…
Здесь тусклое и кровавое солнце садится среди пустыни. Там — три часа утра, стоит темная ночь, Тупапагу бродят по лесу…
Прошло уже два года, но я все еще люблю эту страну; впечатления о ней живут во мне наравне с воспоминаниями о Брайтбури, моей родине. А сколько всего уже забыто!
Я вспоминаю свою хижину под сенью высоких деревьев и мою маленькую подругу! О боже! Неужели я никогда не увижу их снова, неужели никогда не услышу жалобные звуки vivo вечером, на берегу, под кокосовыми деревьями?..
Саутгемптон, март 1876 года
…Таити, Бора-Бора, Океания — как все это далеко, о боже мой!
Вернусь ли я когда-нибудь туда и что я там найду, кроме горьких разочарований и жгучих воспоминаний… Я плачу, думая об утраченной прелести тех лет, о невозвратном прошлом, которое уже затуманивается и исчезает из памяти.
Увы! Где она, наша жизнь на Таити, где эти королевские празднества, это hymene при лунном свете? Рарагю, Ариитеа, Таимага — где они теперь? Ужасная ночь в Моореа, те мои волнения, те мечты — где они? Где мой любимый брат Джон, деливший со мной первые чарующие радости юности?
Приятный запах гардений, шум морского ветра на коралловых рифах, таинственные тени и тихие голоса ночи — где они, где эта дикая прекрасная страна, где свежесть первых впечатлений?
Увы, я со сладостью и горечью перебираю эти воспоминания, когда вижу свои старые записи, высушенное растение, рева-рева, вдыхаю запах, который еще хранят старые венки, или произношу слово на том печальном и кротком языке, который уже забываю…
Здесь, в Саутгемптоне, моряк проводит время в ресторане и игорном доме со случайными людьми. Собираются неизвестно зачем, пьют неизвестно что.
Я сильно изменился за эти два года и даже не узнаю себя, когда оглядываюсь назад. Я очертя голову бросился в безумную, полную наслаждений жизнь, и это мне кажется самым лучшим способом проводить жизнь, которой ни у кого не просил, и цель и исход которой остаются для меня тайной.
IX
Остров Мальта, 2 мая 1876 года
Нас было около сорока офицеров Ее Величества королевы Великобритании, собравшихся в кафе «Валет» на острове Мальта. Наша эскадра остановилась ненадолго в его гавани по пути в Левант, где только что убили французского и английского консулов и где ожидались важные события.
Я встретил в этой толпе офицера, который тоже был в Океании, и мы с ним уединились, чтобы поговорить о Таити.
X
«Вы говорите о маленькой Рарагю с острова Бора-Бора, — сказал, подходя, лейтенант Бензон, живший на Таити позже нас обоих. — Она за последнее время очень низко пала, но это странная малышка. Она постоянно, не снимая, носила венки из свежих цветов. У нее, под конец, не было даже пристанища, и она всюду таскала за собой свою старую кошку с серьгами в ушах, которую очень любила. Она часто ходила ночевать к королеве, которая, вопреки всему, сохранила к ней сочувствие и расположение. Все матросы “Sen Mew” очень любили ее, хотя она страшно исхудала. Она желала всякого, кто был хорош собой. Рарагю умирала от чахотки, а так как она начала пить водку, то болезнь развивалась быстро. Однажды (в ноябре 1875 года — ей было тогда не более 18 лет) мы узнали, что она уехала на свой родной остров Бора-Бора, и думаю, скоро умерла».
XI
Я почувствовал в душе смертельный холод. В глазах у меня потемнело…
Моя бедная маленькая подруга! Часто, просыпаясь ночью, я видел ее перед собой. Я вспоминал ее печальный кроткий облик и надеялся, что она еще будет счастлива, но жизнь ее закончилась в грязи, глупо и ничтожно!
А я все сидел и продолжал толковать об Океании… И при ярком свете ламп, отражавшихся в зеркалах, под шум и смех, под звон стаканов, среди этого торжества банальности и глупости я говорил развязным тоном:
— Океания — прекрасная страна; таитянки — очаровательны; в их чертах нет греческой правильности, но красота их необычна и потому нравится еще больше, а формы совершенны… В конце концов, они — первобытные женщины, которых любишь наравне со сладкими плодами, свежей водой и красивыми цветами. Я видел Таити в ранней молодости… Хорошая страна для двадцатилетнего, но она надоедает, и лучше не возвращаться туда в тридцать…
