Горький мед - [37]

— Что же делать, Шурик? — жалобно проговорила она. — Мне ведь завтра обязательно надо в больницу к дяде Паше, он меня будет ждать.

— Ну вот что, — подумав, сказал тот, — завтра вторник, ты еще можешь уехать, ведь Ираклий сказал «дня через три», то есть в среду. Поэтому со среды будь дома неотлучно, даже в магазин не выходи.

Ольга вдруг сообразила: ведь Светка, считая, что она на работе, первым делом, конечно, позвонит в редакцию.

— Тьфу ты черт, а там скажут, что ты в Александровке, — опять заволновался Шурик.

Минуты две они молчали, судорожно обдумывая возможные выходы из этого положения.

— Ладно, — так ничего и не придумав, сказал наконец Шурик, — будь что будет, тут уж ничего не попишешь. Ну, как говорится, Бог не выдаст…

— Свинья не съест, — подхватила она.

* * *

Когда на следующий день Ольга шла по больничному коридору, направляясь к семнадцатой палате, какой-то человек, появившись из ниши с большим окном, выходившим во двор больницы, встал на ее пути.

— Здравствуйте, Ольга! — улыбаясь, сказал он. — А Павел Сергеевич вас уже заждался, боялся, что не приедете.

Она узнала соседа дяди Паши, Кирилла Андреевича, но сейчас, когда он не сидел скрючившись на кровати, а стоял перед нею во весь рост, в спортивных брюках и футболке, он показался ей высоким и подтянутым, она отметила, как хорошо развиты мышцы на его руках и плечах, и подумала: «Спортсмен, наверное».

Он проводил ее до палаты, заглянул в дверь и со словами: «Ну вот, Павел Сергеевич, и ваша гостья», — куда-то ушел. Дядя Паша в очках лежал на кровати и читал журнал. У двух больных уже сидели посетители, остальные развлекались как могли: спали, мерили температуру, переговаривались вполголоса с соседями, подкрепляли ослабленный организм домашней снедью.

— Ириша сказала, что тебе уже намного лучше, — проговорила Ольга, подходя и целуя его.

У него действительно был вид вполне здорового человека, лицо немного округлилось и даже слегка порозовело.

— Я же всегда говорил тебе, Олюшка, что здоров как бык. — Сняв очки и отложив журнал, он посмотрел на нее как-то необычно, с насмешливо-доброй хитринкой, как смотрел, бывало, в детстве, когда предлагал им с Ириной проверить под елкой, что принес Дед Мороз. «Он ведь ваши мечты и желания хорошо знает», — говорил он, и при этом глаза его блестели так же по-доброму лукаво.

— Что это ты, дядя Паша, на меня так хитро смотришь? — улыбнулась она. — Будто сюрприз какой-то приготовил.

— Ну какой уж тут сюрприз… — немного смутился он, поняв, что взгляд невольно выдал его тайные мысли. — Просто чувствую себя хорошо и хочется поскорее домой.

Но Ольга видела, что он что-то не договаривает, и решила спросить напрямик:

— А почему ты просил Ирину передать мне, чтобы я приехала обязательно? Я даже подумала, не случилось ли чего.

— Нет, что ты, Иришка не так поняла, — быстро заговорил он, стараясь не смотреть ей в глаза. — Я сказал: если сможешь, я же понимаю, у тебя работа… Кстати, как там Сергей Никанорыч поживает?

Ольга рассказала ему о дне рождения Никанорыча, о том, что Искра Анатольевна собирается с мужем провести отпуск в Болгарии, что Одуванчик волнуется за него больше всех, что Верочка написала вступительное сочинение, но результат еще неизвестен, а вообще все они передают ему большой привет и желают скорейшего выздоровления.

— Они очень славные люди, — расчувствовался дядя Паша. — Тебе просто повезло, Олюшка, что ты работаешь в таком коллективе.

В ответ на его расспросы о Светке ей пришлось повторить кое-что из описания хутора, которое в устах Ираклия звучало очень живописно, а у нее выходило так вяло и скучно, что становилось непонятно, как там можно было продержаться хотя бы один день.

Пришел Кирилл Андреевич, веселый, возбужденный, с какими-то бумагами под мышкой.

— Ну вот и все, друзья мои, меня отпускают под материнский надзор. Еле уговорил не держать до завтра.

При его появлении дядя Паша оживился.

— Представляешь, Олюшка, — восторженно, как ребенок, заговорил он, — Кирилл Андреевич — летчик, он летает на Ту-154.

— Не летчик, Павел Сергеевич, — с улыбкой поправил тот, — а штурман.

Как и дядя Паша, Ольга тоже не видела разницы между этими профессиями, ей всегда казалось, что обслуживающий персонал на борту самолета делится только на две категории, и все, кто не стюардессы, те летчики. Самолетов она вообще побаивалась, хотя и приходилось, когда работала в газете, летать в командировки.

— Как же вы теперь, после операции, — спросила она его, — надолго вышли из строя?

— Да нет, не думаю, — бодро ответил он. — Хотя недельки две на земле еще пробыть придется. А там — медкомиссия, что врачи скажут. — Он развернул принесенные бумаги, полистал их и изумился: — Надо же так написать, иероглифы какие-то, непонятно даже, от чего спасали.

— Как же вы поедете в Москву? — поинтересовалась Ольга.

— Друг должен на машине подъехать, — объяснил Кирилл Андреевич. — Мы с ним лет пять в одном экипаже летаем. Вот он настоящий летчик.

— А вы, значит, не настоящий? — засмеялась она.

— Да я вообще не летчик, — продолжал упорствовать он и, не выдержав, принялся популярно объяснять разницу в обязанностях летчика и штурмана. Заметно истосковавшись по любимой работе, он увлекся и начал так поэтично описывать свои ощущения от полета, загадочную красоту и гармонию воздушных масс за бортом, фантастические закаты солнца, которых не увидишь на земле, что под конец уже вся палата затаив дыхание, с завистью слушала его.