Горизонты внутри нас - [91]

— Ну и как? Вы нашли ее?

— Что? А-а… — И после некоторой паузы: — Нет. Так и не нашел.

— Как грустно.

Омово ничего не ответил. И Айо спросил снова:

— Это произошло с вами?

— Да. Наверно, со мной. Но я не могу вспомнить — где и когда.

— Как грустно, — повторил Айо.

На этом они попрощались. Оставшись один, Омово стал размышлять по поводу слова «грустно» и с удивлением обнаружил бесплодность этого занятия. Вскоре он сам оказался во власти неясной томительной грусти.

Омово постирал свои вещички и лег спать. Он ворочался и чесался, старался зажмуривать глаза поплотнее, словно сама темнота мешала ему уснуть. Воздух по-прежнему полнился звуками, но теперь они уже не оказывали на него столь же благотворного действия, как в первые дни. Запах плесени в комнате действовал ему на нервы, а бесконечное отключение света вызывало бессильное бешенство. Он лежал в темноте, прислушиваясь к скрипу пружин при каждом его малейшем движении. Огромные разноцветные пятна плясали у него перед закрытыми глазами, и каждый раз, когда он пытался избавиться от этого видения, он отчетливо понимал тщетность своих усилий; более того, ему казалось, что каждому цвету соответствует то или иное неприятное ощущение, например, мышечное напряжение в плечах, боли в пояснице или в затылке. Потом он постепенно успокоился, разноцветные пятна исчезли, и на их месте простерлась пустота, готовая заполнить его сердце. Постепенно его одолела дрема, и он вскоре заснул.

Проснулся он внезапно. Какой-то звук или шорох нарушили ночную тишину. Ему показалось, что кто-то ходит по крыше из рифленого железа. Он старался себя успокоить. Медленно тянулись минута за минутой. Напряженность и страх. Усталость и мука. Ожидание и настороженность. Потом удивление. Он был удивлен. И это удивление побудило его к действию. Он был неестественно спокоен. На столе, покрытом красной тканью, лежал подаренный Айо коралл. Он лежал плашмя, абсолютно утратив свою красоту. Коралл. Удивление. Тишина. Прошло несколько мгновений, и вдруг Омово встал, натянул рубашку и брюки, взял коралл и вышел из комнаты.

В деревне царила тишина, если не считать раздававшегося время от времени пения петуха. Свежестью пахнуло ему в лицо. Ветки и листья шелестели на ветру. Бодрящая свежесть раннего утра; клочья тумана, плывущие меж пальмовых деревьев; отчетливо вырисовывающиеся ряды хижин, глинобитных домиков и многоэтажных зданий; тропинки, петляющие в кустарнике; земля, отзывающаяся глухим вздохом на каждый шаг человека; жадно ловящее каждый звук небо, — вот образы, отчетливо возникавшие в момент рождения ясности. Небо озарялось ярким светом и мягко отражалось в морской глади. Потом прилетели птицы, и ожил удивительный мир. Омово осенила мысль, которую он выразил одним словом — мгновение. Перед мысленным взором возникло лицо, излучающее чистый, трепетный, ослепительно яркий свет. Все вокруг оказывается втянутым в водоворот первозданного изменчивого мира. Он погружается в размышления по поводу снизошедшего на него чуда.

Мгновение. В каждом мгновении заключено бесконечное множество явлений. При ударе по гребню скалы образуются мириады осколков. Сокровенный трепет любви. Упрочившийся взгляд на ужасающий портрет человечества, который не поддается завершению. Квинтэссенция беспомощности. Бесплодность попыток. Превратное представление о рухнувших надеждах. Отчаянные молитвы, которых никто не слышит. Слово, решение, нога, занесенная над пропастью; чувство, интуиция; дитя, умирающее в слезах; разрушение, смерть, утрата, утрата собственной души; мета безумия; пустыня бесконечных странствий; нескончаемая вереница потерь; насильственно прерванная жизнь. Отвратительные хитросплетения творимой по чьему-то произволу истории; до и после; ясность и хаос; вехи вечно движущейся жизни, которая стоит на месте; душа, обремененная бесполезными знаниями; чудовищная жестокость; жизни, прожитые и в то же время не прожитые; мутации жестокости; мгновения тишины в непрерывном шуме; посвящение в одиночество. Мгновение. Ложь, фантазия, обман, особенно искусный, когда в ход пускается образование; шарада, именуемая независимостью; история, приспособленная к личным интересам; светящаяся точка, исчезнувшая навсегда. Мимолетное, призрачное видение райского блаженства, бередящее душу. И все прочее.

Удивление прошло. Местами коралл отливал тусклым блеском — там, где еще продолжала теплиться жизнь. У Омово голова раскалывалась от боли, и ему было грустно оттого, что он не удержал в памяти красоту, явившуюся ему с рассветом. На берегу, в некотором отдалении, девушка делала гимнастику. Омово догадался, что это сестра Айо; он повернулся и пошел к дому.

— Отец болен. Уже около полугода. Но старается бывать на ферме каждый день. Даже когда чувствует себя совсем плохо. Сегодня он лежит в постели, не может подняться. Отец умирает. У него какой-то странный вид.

— Твой отец поправится. Он хороший вождь и сильный человек.

— Вы думаете, что…

— Нет. Я так не думаю.

— Вы одинокий человек?

— А разве жизнь и одиночество не одно и то же?

— Не знаю. А по-вашему — да?

— Иногда мы несем одиночество в себе самих.