Горизонты - [26]
С грустью в глазах я побежал догонять Колю. Вдруг кто-то стороной, приминая траву, обогнал меня, скатился кубарем в канаву, потом выскочил на дорогу.
— Урчал! — выкрикнул я.
Знакомая мордочка весело смотрела на меня. Сам он спокойно не стоял — ласкался, крутил хвостом.
— Урчалушко, как это ты? — спросил я, поглаживая его по шерсти.
Урчал будто понял мой вопрос, радостно залаял, наконец-то, дескать, выбрался из заточения. Я потом узнал, что его никто не выпускал из подвала, а он сам нашел под окладным бревном лазейку и убежал догонять меня. Даже бабушка, и та не заметила. Вот какой смышленый мой Урчал!
Весь день Урчал просидел у дверей училища. Ребятишки пробовали с ним играть, но он умный, не с каждым-то и будет. И в класс не пошел, знает, что у него дома есть свой класс.
Когда кончилось ученье, Виталейко на улице около часовни подбежал ко мне и начал просить сметанников. Но вкусных лепешек у меня не было. Тогда он сорвал с моей головы картуз и забросил его на крышу часовни. Я пустился в слезы: как же я пойду без картуза домой? Не переставая реветь, я пригрозил Виталейку, что пожалуюсь учителю. Тут получилось еще хуже. Виталейко во все горло заорал:
— Ябеда-беда!..
Я понял, что ябедников в школе не любят, и дал себе слово не жаловаться на других.
Тут, к счастью, подбежал ко мне Урчал, покрутился около меня, понюхал босые ноги. Всхлипывая, я указал на Виталейка. Урчал бросился к моему обидчику, схватил его за домотканую штанину. Виталейко, рванувшись, хотел бежать, но Урчал не пускал, сдергивал с него штаны. Виталейко под общий смех ребятишек кричал, взывал о помощи. Тут-то я понял, что Виталейко совсем не такой сильный, и мне стало его жаль. Я подошел к Урчалу, взял его за ошейник.
— Подержи, достану картуз-то, — взмолился Виталейко.
Он подбежал к крыльцу часовни и, уцепившись за столбик, ловко полез вверх. Вскоре он уже был на крыше, надел на голову мой картуз и начал кривляться:
— Ну как, похож я на ябеду-беду?
— Поурчи у меня еще! — крикнул я. — А то спущу вот…
— Собака твоя не достанет. Теперь вот я ей, — и он показал кукиш.
Я тоже погрозил ему и опять подумал, что кулак-то показал последним — мой верх!
— Никуда не денешься. На небо не полезешь, руки коротки. Верно ведь, Урчалушко?..
Виталейко слез с крыши, подал мне картуз, примирительно сказал:
— Ну, первопут, миримся, что ли? Спорить нам с тобой не о чем. Только ты сметанников побольше мне носи.
Я опять кивнул Урчалу, и тот все понял, подбежал к Виталейку, снова схватил его зубами за штанину. Виталейко заорал. Тогда уж я взял Урчала за ошейник и строго-настрого сказал, чтобы больше он к нему не привязывался.
Дорогой я спросил Колю, почему он не вступился за меня.
— Все одно не побороли бы, — ответил тот. — Их ведь вон какая деревня, а нас — двое.
— А Урчал?
Коля склонил голову, ему неловко было признаться, что струхнул. Еще утром мы договаривались держаться друг друга, если кто нападет, заступаться одному за другого. Хорошо, что выручил мой Урчал.
К школе (в деревне ее называли училищем) я как-то сразу привязался. Каждый день я с нетерпением ждал утра, чтоб поскорей идти в школу. В ней было два класса и «приют» — ночлежка. Самый лучший класс, как мне казалось, был наш, просторный и светлый. Мы, первопутки, занимали в нем почти три ряда и, как ни странно, чувствовали себя полными хозяевами.
В первый день Михаил Рафаилович познакомил нас с тем, как надо вести себя и как сидеть за партами; рассказал о назначении классной доски и белого камня — мела, о дежурных, которые должны подготовлять к урокам доску и вытирать ее влажной тряпкой, открывать в перемены форточку и вообще помогать во всем учителю.
Первое дежурство поручили Коле Бессолову. Он вдруг ожил, побежал мыть тряпку, в перемену стал выпроваживать ребят из комнаты. А мне дозволил открыть форточку.
На передней стене класса висел большой портрет в темно-коричневой раме.
Высокий лоб, усы, небольшая бородка, добрый внимательный взгляд.
Я сразу узнал Ленина. Не раз я видел такой же портрет в газетах. О Ленине мне говорил отчим. Однажды я вырезал ленинский портрет из газеты и поместил его на стену. Увидев это, отчим рассказал мне о матросах и солдатах, бравших Зимний дворец, о Ленине. Конечно, я не все тогда понимал, но, слушая отчима, завидовал тому, что он видел самого великого человека.
Теперь о нем рассказывал нам учитель.
— В каждом вашем доме есть старший, который заботится о вас больше, чем кто-либо, — окинув взглядом класс, сказал Михаил Рафаилович. — Есть такой человек, который заботится о всей нашей стране.
Мы устремились глазами на знакомый портрет.
— Ленин… — чуть слышно прошептал я.
— Да, Владимир Ильич Ленин, — услышав меня, утвердительно сказал учитель. — Самый дорогой нам человек…
— Он как отец, — послышался голос Виталейка.
— Он для нас и отец, и самый большой учитель, вождь, — добавил Михаил Рафаилович и, открыв книгу, начал читать о мальчике Володе Ульянове.
Затаив дыхание, мы слушали его. А я думал: «Хотя бы подержать в руках эту книгу… Как только научусь читать, сразу же выпрошу ее у учителя».
В конце урока Михаил Рафаилович сказал, чтобы на следующий день мы принесли пихтовых лапок — из них будем делать венок для портрета. Я спросил его, можно ли принести ветки лиственницы. Михаил Рафаилович утвердительно кивнул головой…
Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.
Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.