Гори все синим пламенем - [56]

— Петро, наши прибыли!

— Знаю, — ответил капитан и двинулся к выходу.

Сделав два шага, он обернулся и сказал приказным тоном:

— Оставайтесь здесь.

Потом, посмотрев на путану и вытянув указательный палец вперед, обратился к ней:

— А ты — идем со мной:

— Гражданин начальник! — заявила она с какой-то пошлой, дурацкой интонацией всем известную банальную фразу. — Я вам уже все сказала!

— И-де-м! — по складам повторил Брысько, и только тогда путана со вздохом возмущения последовала за ним.

Мы вновь остались втроем и некоторое время молчали. Молчание висело в комнате почти ощутимое на ощупь — тяжелое и неприятное. Возможно, причиной тому было еще и чувство совсем рядом бродящей смерти. Ведь мертвый охранник все еще находился в здании, и от сознания этого становилось жутко.

— Похоже, я заказан… — пробормотал через какое-то время Беккер-старший.

— Отец, тебе не кажется, что первое нападение и сегодняшнее между собой связаны? — обратился к нему Виталька.

— Я не знаю, что и думать, — беспомощно ответил тот. — У меня голова идет кругом.

— Грабители были первые незваные гости или псевдограбители, — вступила я в разговор, — но у вас явно есть недоброжелатель, очень жаждущий вашей смерти и готовый добиваться достижения своей гнусной цели всеми способами и силами.

— Недоброжелателей у меня немало, но чтобы среди них был такой. Этого я, конечно, не предполагал, — вздохнув, произнес Валерий Павлович.

Меня сказанное им немного возмутило.

Он говорил так, будто напрочь забыл то, что недавно открылось о Вьюнце. А ведь у его совсем еще недавно закадычного друга был вполне обоснованный мотив для недоброжелательства. Особенно теперь, когда компаньоны не пришли к консенсусу в вопросе раздела предприятия.

Я хотела высказать свое мнение и вновь поднять вопрос об Олеге Станиславовиче, но в комнату вошел высокий, довольно симпатичный мужчина в несколько мятом сером костюме с черной папкой под мышкой. Лицо его было озабоченным. Но три глубокие продольные и две вертикальные между бровями морщинки на лбу говорили о том, что озабоченность — след не сиюминутного происшествия, а систематически происходящих событий.

Незнакомец кашлянул в кулак и сухо представился:

— Старший следователь Матвиенко.

Мы все невольно кивнули в ответ, как бы говоря: «Очень приятно», хотя каждый из нас в отдельности понимал, что, в сущности, приятного в предстоящем общении будет мало, так как вся сложившаяся ситуация отвратительна.

Следователь начал задавать вопросы, такие же, на которые мы отвечали до этого, и нужно было повторно рассказывать то же самое. Я к этому относилась спокойно, так как не впервые сталкивалась с работой правоохранительных органов и знала, что, может быть, свои слова придется повторить еще неоднократно. Беккер же явно нервничал, считая все расспросы пустой тратой его драгоценного времени, а записи, которые делал следователь, и вовсе раздражали его, так как то же самое уже записывал Брысько.

— Буквоеды! — процедил он себе под нос, а Матвиенко сделал вид, что ничего не услышал, и молча продолжал записывать наши показания.

Во время беседы к нам периодически заглядывали другие члены бригады, то спрашивали, а то сообщали что-то. От них мы узнали, что тело охранника уже увезли и что большую часть сотрудников отпустили, так как множество снующих туда-сюда любопытствующих только мешает работе милиции.

Опера, как оказалось, связались с ГАИ, сообщив сведения о машине без номеров, на которой укатил, по словам Витальки, «рыжий». Но никаких ответных сообщений пока не поступало.

Следователь, безусловно, заинтересовался и моей личностью. Пришлось рассказать всю правду-матушку. Он удивился, в двух словах выразил свое уважение и стал, как мне показалось, смотреть на меня несколько иначе.

— Почему же с преступниками боролись только вы, когда рядом находились два здоровых и полных сил мужчины? — удивленно спросил он.

— Все это произошло моментально, в какие-то мгновения, — ответила я. — Мне удалось сориентироваться быстро только потому, что это моя работа и я уже имею неплохие навыки, привыкла производить оценку ситуации и принимать нужное решение, реагировать на нее.

— Отец не совсем здоров, — заявил вдруг Виталька, вступаясь за несправедливо обиженного папашу. — Он ранен.

Валерий Павлович выпучил глаза от столь неожиданного заявления. Я тоже такого поворота событий, конечно, не ожидала.

— Как? — спросил следователь, продолжая писать и не отрывая взгляда от бумаги.

Беккер-младший и тут не опомнился и кратко изложил все, что произошло недавно ночью в их доме. Наверное, в его голове зрели какие-то выводы и соображения, которые и послужили толчком к такому заявлению. Он, вероятно, решил, что первое и второе нападение, без сомнения, связаны между собой, а потому о первом следует известить милицию в целях содействия следствию и его ускорения.

В планы же Валерия Павловича вряд ли входила такая откровенность. Тем более что он сразу решил не заявлять о произошедшем.

Теперь следовало как-то объяснять это. Если бы не сотрудники предприятия, предусмотрительно и своевременно позаботившиеся о вызове милиции, и если б не труп охранника, он, может быть, вообще не стал бы прибегать к помощи органов, а тут волей-неволей приходилось становиться откровенным.