Гори все синим пламенем - [47]

Моего вопроса, казалось, никто не заметил. Какое-то время между нами стояла гробовая тишина.

— Значит, твое решение окончательно?

Ты серьезно все решил? Все продумал? — злобно оживившись, поинтересовался Беккер-старший.

— Да, — не задумываясь ни на минуту, отрезал Олег Станиславович.

— Погодите, — вмешался Виталька. Он был настолько возмущен, что даже привстал. — Давайте лучше разрешим все спорные вопросы, которые между вами возникли, и, забыв раз и навсегда этот разговор, станем жить по-прежнему.

— Тебе трудно, Виталя, я понимаю… — начал было Вьюнец, но его перебил Валерий Павлович:

— Нет уж, теперь я этого не хочу! Делим все! — На этот раз Беккер-старший стукнул-таки кулаком по столу. Стоявшие на нем стеклянные приборы дружно зазвенели. Посетители ресторана, как по команде, посмотрели в нашу сторону, но никто не решился предпринять каких-либо действий или что-то спросить.

Я продолжала наблюдать за друзьями, теперь уже бывшими, боясь только того, как бы они не вцепились друг другу в глотку.

Валерий Павлович был всерьез взбешен. А его последняя реплика и удар по столу уничтожили спокойствие Вьюнца, у которого сразу стала подрагивать правая бровь.

— Да, — сурово сказал он, — ходу назад нет. Тем более что я уезжаю из Тарасова.

Мы с Виталькой переглянулись, а Валерий Павлович, еще более покраснев, протянул:

— Даже та-ак? Ты давно уже все решил?

— Какое это имеет значение… — буркнул Вьюнец.

— В сущности — да, абсолютно никакого, — скороговоркой пробормотал Валерий Павлович, разглаживая обеими руками белоснежную скатерку.

После этого он щелкнул в воздухе пальцами, приглашая таким образом не сводящего с нас глаз официанта. В этот момент казалось, что он совершенно забыл о своем приятеле и незаконченном разговоре. Беккер неторопливо сделал заказ на троих, не спрашивая нашего с Виталькой мнения, а когда служащий ресторана удалился, будто сам себе пояснил:

— Разговор предстоит серьезный, следует подкрепиться.

Вьюнец кашлянул, а потом сказал:

— Учитывая моральный ущерб, который я скорее всего тебе причиняю неожиданностью своего предложения, предлагаю шестьдесят процентов оставить тебе, а сорок — мне.

— Гм, ловко ты! — процедил Беккер-старший и притворно расхохотался.

— Тогда пятьдесят на пятьдесят, — безапелляционно заявил Олег Станиславович.

— Ты, значит, со своей дурой в кругосветных месяцами пропадал, а теперь мне шестьдесят процентов предлагаешь? Ловко! — продолжал Беккер, будто не слышал последней фразы Олега Станиславовича.

— А чей начальный взнос был? — прищурившись, ядовито заметил Вьюнец. — Если считать, то давай уж считать с первого дня.

— А по чьей вине мы в девяностом прогорели по-крупному? — поджав губы и выпучив на приятеля глаза, взвился Беккер.

— А кто годом позже принес такую прибыль, которая тебе до этого и во сне не снилась?

Тон обоих собеседников становился все более угрожающим. Они практически перешли на крик, и Виталька решил умерить их пыл после последней реплики.

— Тихо! Тихо! — раздвигая отца и его приятеля руками, закричал он.

Я тоже посчитала нужным вмешаться, заявив Вьюнцу:

— Олег Станиславович, помните, что при вашем друге находится телохранитель.

За любым жестом, способным причинить вред моему клиенту, последует адекватная реакция с моей стороны.

— Ox-ox-ox! — издевательски закудахтал Олег Станиславович.

В этот момент он казался мне отвратительным. Дальше последовала еще целая серия обвинительных реплик бывших компаньонов в адрес друг друга. Кажется, оба только теперь стали понимать, что перед ними неразрешимая задача, так как невозможно определить, кому из них их фирма больше обязана.

На самом деле они с первых шагов шли рука об руку, как братья. Их бизнес развивался в разных направлениях. Кто-то вносил больший вклад в одно, кто-то в другое, но любая сделка осуществлялась по решению обоих партнеров, совместно обдумывалась ими и так далее. Случалось, что за главу предприятия подписывался тот, кто принимал в совершающемся на тот момент деле наибольшее участие. Все шло так мирно и дружелюбно, что о драчливом разделе совместно заработанного никто и никогда не задумывался. Деньгами, если требовалась крупная сумма, пользовались по согласию друг с другом каждый, не закрепляя это никакими документами.

Определенные бумаги, конечно, существовали, но бумаги бумагами, а любой порядочный предприниматель в нашей стране считает необходимым скрыть свои истинные доходы от налоговой инспекции и других далеко не почитаемых народом органов.

Так, например, когда Вьюнец разводился со своей первой женой, требовавшей при разводе солидный куш, приятелям пришлось совершить не совсем честное дело, дабы разгорячившаяся благоверная и ее адвокаты больше не считали Олега Станиславовича «богатым Буратино».

Я, конечно, не все поняла из разговора и, возможно, в каких-то своих выводах ошибалась, однако четко для себя уяснила: делить поровну друзья не согласны, так как каждый из них уверен, что больше заслуг в развитии общего дела именно на его стороне.

— Может, ты и убить меня захочешь? — вдруг, сцепив зубы, проговорил Вьюнец. — А что? Тогда твоим станет все!