Гори, но не сгорай. Как пойти ва-банк, добиться успеха и наслаждаться жизнью без баланса - [7]

Резюме

• Страсть возникает под действием нейромедиатора дофамина.

• Дофамин не дает нам чувствовать себя счастливыми и довольными после получения желаемого, заставляя жаждать погони за этими чувствами.

• Некоторые люди рождаются с пониженной чувствительностью к дофамину, что делает их предрасположенными к страсти и одержимости.

• Определенному влиянию биологического механизма страсти подвержены все. Чем больше мы занимаемся деятельностью, обеспечивающей значимое вознаграждение, тем больше дофамина вырабатывается в мозге, что со временем снижает нашу чувствительность к нему.

• То, что страсть не может сосуществовать с замечательным чувством удовлетворенности, обусловлено биологическими факторами. Страсть укрепляется и растет на собственном фундаменте: чем больше мы стремимся чего-то достичь, тем больше кайфуем от процесса достижения цели.

Психология страсти

В 2009 году мужской журнал Men’s Fitness назвал известного вегана-ультрамарафонца Рича Ролла «одним из двадцати пяти сильнейших мужчин в мире»[14]. Но, в отличие от Энн Трейсон, о которой мы говорили выше, Ролл не всегда кипел энергией; в детстве он не был одержим каким-то одним занятием и рос тихим, застенчивым и очень спокойным ребенком. А еще он был аутсайдером. «Я рос в одиночестве, – рассказывает он, – и никогда никуда не вписывался в полной мере, везде был чужаком. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что в те времена [в детстве] меня уже мучили все эти сомнения. Мне очень хотелось проявить себя, доказать, что я чего-то стою – как самому себе, так и окружающему миру».

Нужно сказать, семья Роллов была на редкость целеустремленной. «Энтузиазм и настрой на успех и достижение цели были духом нашей семьи», – вспоминает Рич. Он хорошо учился и после школы поступил в Стэнфордский университет, хоть и чувствовал, что не оправдывает ожиданий родителей. «Планка всегда была очень высокой, и мне казалось, что я не смогу ее преодолеть». В дополнение к начавшейся рано борьбе на академической ниве у Ролла также были серьезные трудности с социализацией. «В детстве я был неуклюжим, – рассказывает он. – Меня всегда последним брали в игру; я носил брекеты и шапку, на моих очках было заклеено одно стекло. Надо мной издевались на детской площадке, а в начальных классах были сложности с обучением. Ну, в общем, вы поняли…»

Поставьте себя на место девятилетнего Рича, и поймете, почему мальчик чувствовал, что он недостаточно хорош. Но все изменилось в средней школе, когда Ролл начал заниматься плаванием и сразу же проявил себя как очень перспективный спортсмен. «Я бы не сказал, что это на сто процентов мое призвание, но было очевидно, что в этом я силен», – вспоминает он. Наконец-то после нескольких лет сомнений и вечной неуверенности в себе Рич Ролл нашел занятие, в котором действительно мог преуспеть. Мы попросили его вспомнить, о чем он думал, когда впервые начал участвовать в соревнованиях по плаванию. «Плавание дало мне шанс проявить себя и доказать себе и другим, что я тоже способен добиться успеха»[15], – ответил он.

Пробыв лучшим пловцом все годы средней школы, Ролл «подсел» на плавание, образно говоря, установив близкие отношения с черной линией на дне бассейна. Он плавал, и плавал, и плавал. Тысячи часов тренировок в конечном счете открыли ему путь в Стэнфорд, и после некоторой борьбы с менее здоровыми пристрастиями – что часто случается с увлекающимися людьми, – Ролл стал одним из лучших атлетов планеты в спорте на выносливость. В частности, он участвовал в таком серьезном соревновании, как Ultraman (изнуряющая трехдневная триатлонная дистанция в 515 километров). Фактически детская неуверенность Рича сыграла роль кучи дров, а плавание стало искрой, которая разожгла в нем пламя страсти. А может, его история позволяет сделать более общие выводы?

По мнению профессора Алана Сент-Клера Гибсона, доктора медицинских наук из Эссекского университета в Великобритании, это действительно так. Гибсон специализируется на интегративной нейробиологии и посвятил большую часть своей жизни изучению взаимосвязи между разумом и телом. Гибсон убежден, что страсть, по крайней мере частично, коренится в том, что Зигмунд Фрейд много лет назад назвал хрупкостью эго. Чтобы блокировать разрушительные события прошлого, поясняет Гибсон, люди подавляют негативные воспоминания и опыт, оттесняя их на задворки подсознания. Но эти эмоции не могут сдерживаться слишком долго и в конце концов, по словам ученого, «вырываются наружу через побуждения или устремления, часто проявляясь в виде мощной энергии, направляемой на какой-то иной вид деятельности». По мнению Гибсона, весьма красноречивым проявлением такого переноса[16] бывает «фанатичная привязанность людей к проектам и целям»[17].

Безусловно, Гибсон прекрасно знает, что фрейдистская психология давно утратила популярность, однако идею хрупкости эго (о том, что негативные события из прошлого и неуверенность впоследствии могут подпитывать, казалось бы, не связанные с ними навязчивые идеи) подтверждают современные научные исследования. Так, ученые из английского Университета Центрального Ланкашира в Престоне обнаружили, что многие успешные люди, которые могут служить образцом неиссякаемого драйва и огромного рвения, испытывали в юном возрасте трудности и дискомфорт – то, что исследователи называют детской травмой. Например, у спортсменов, которые достигают величайших высот в своем виде спорта, как правило, много братьев и сестер (что означает повышенную конкуренцию за родительское внимание) и значительно чаще разведены родители. Научные работы на эту тему привели к появлению набирающей сегодня популярность фразы «таланту нужна травма»