Горестная история о Франсуа Вийоне - [11]

— Ты что, забыл, который час? — поинтересовался мэтр Гийом. Франсуа обалдело взглянул на него.

— Полдень прозвонили, — сообщил мэтр Гийом.

Он подошел к раскрытой книге и, не веря собственным глазам, принялся листать ее, видимо, из опасений, не прячет ли племянник между страницами что-нибудь недозволенное.

— Как! Ты занимаешься синтаксисом?

— Ну да, — ответил Франсуа.

Щеки у него разгорелись, глаза пылали, на лице был написан живейший восторг, и это тронуло мэтра Гийома. Секунду-другую он смотрел на племянника, ощущая его простодушную гордость, потом покачал головой и промолвил:

— Дитя мое, всему свое время. Сейчас пора за стол. Югетта поднимет крик, если ты заставишь себя ждать. Да вот, послушай!

— Слышу! — улыбнулся школяр.

И впрямь, глухой и тот бы услышал пронзительный фальцет, доносившийся с первого этажа:

— Спускайтесь, мэтр Гийом! Все остынет! Спускайтесь! А насчет него можете не беспокоиться — этот шалопай уже поел!

— Когда это ты успел? — удивился каноник.

— Утром, — с радостным смехом ответил Франсуа. — От рвения к учебе у меня вдруг проснулся аппетит.

За этот день он продвинулся так далеко, что добрейший мэтр Гийом, знавший по опыту, что племянник, берясь за что-нибудь, никогда не ведает меры, постарался сдержать его усердие своими замечаниями. И все-таки до чего удивительный юноша этот Франсуа; то он ленив, как сурок, а то усерден, деятелен, весь прямо кипит! Как ни пытался мэтр Гийом понять его, ничего у него не получалось, и потому он пребывал в некоторой растерянности. Как, каким образом направлять его? Какие бы попытки ни предпринимал добряк каноник, все оказывалось впустую: еще вчера мальчик был такой понятливый, с такой жадностью набрасывался на учение, а сегодня впал в вялость, и полное впечатление, будто он ничего не понимает. А между тем он сообразителен и умен. Ах, если бы он только захотел! Но нет. Приступы рвения к учебе повторялись со слишком большими промежутками, чтобы дать какие-нибудь результаты, и мэтр Гийом в душе отнюдь не радовался, глядя, как Франсуа, наспех поев, торопливо поднимался к себе в комнату; каноник с грустью думал, что при таком характере, увы, от племянника можно ожидать чего угодно.

Что готовит ему будущее? Мэтр Гийом, человек умный и рассудительный, очень тревожился за племянника. Да, разумеется, Франсуа получит после его смерти то немногое, что он сумел скопить. Это само собой. Но до тех пор сколько злоключений, сколько разочарований ждет мальчика, и он сам себе их готовит. Сколько лет, потраченных впустую. А потом начнутся беды со здоровьем, если он не будет за ним следить… Бедный Франсуа!

— Господь не оставит его! — неожиданно для себя произнес каноник. — Он даст мальчику время одуматься и встать на праведный путь. Я верю в это.

Встав из-за стола, мэтр Гийом крикнул Югетте, чтобы она подала ему плащ, погасил свечку и вышел из дому, поскольку обязанности призывали его в церковь, а погруженный в чтение Франсуа даже не поднял голову при звуке захлопнувшейся двери.

Был один из тех ноябрьских пасмурных дней, когда уже к трем часам свет теряет силу и начинает тускнеть. Крыши соседних домов, крытые плоским ардуазским шифером, слабо отсвечивали. Они поблескивали под низким, мутно-серым, набухшим водою небом, которое, казалось, вот-вот разверзнет хляби свои. Балки на фасадах домов казались взбухшими венами, на которых собиралась влага. Шаги на мокрой мостовой звучали приглушенно, а когда по улице Сен-Жак проезжала телега, скрип ее колес не вызывал эха.

«Ну что ж, я заработал себе право приятно провести вечер», — подумал Франсуа.

С книгой в руках он подошел к окну и выглянул на улицу. Начинало смеркаться. Кое-где в лавках уже теплились огоньки свечей. Небо чуть прояснилось, оно казалось теперь светлей, чем улица, чем мокрые стены домов и мостовая, но потом постепенно стало темнеть, и вдруг наступил миг, когда верхние квадратики стекол в окнах лавок вспыхнули неярким отраженным желтым светом.

Франсуа отложил книгу и потянулся; что-то было в нем от тех животных, что весь день спят и видят сны, бродя по тропам сновидений, но безошибочно чуют приближение ночи и, когда она приходит, встрепенувшись, просыпаются.

— Отлично, — пробормотал он. — Пойду разыщу Колена и расскажу ему, что его наставления не пропали даром. Вот уж он посмеется. Ха-ха-ха! Вот они, денежки. Я добыл их.

Поставив «Doctrinal» на полку, Франсуа натянул на голову берет, сунул в правый карман кошелек с двумя экю, полученными от Марион, а в левый ключ, изготовленный Коленом, и решительным шагом вышел из комнаты.

Он не испытывал никаких угрызений, напротив, на душе у него царила полная безмятежность, и сейчас он уже почитал совершенно естественным, что гулящая девка дала ему эти два экю.

«Так уж заведено, — уверял он себя и вообще больше думал о том, как встретится с Коленом и расскажет ему о своем подвиге. — Марион получила их от какого-то купца, а я от нее. Так они и переходят от одного к другому, из рук в руки, пока опять не вернутся к купцу, и Марион снова получит их. Настоящий круговорот. Просто чудо!»

Вскоре он подошел к покосившейся лачуге и по коридору прошел во дворик, где у отца Колена была мастерская.