Горение (полностью) - [15]

Матушевский приблизился к Тшедецкой:

- Софья, давай вернемся к делу: ты уверена в своей квартире? Если Юзеф здесь задержится - он будет в полной безопасности? Взвесь все "за" и "против".

...На сцену маленького ресторанчика вышел томный певец в канотье и при "бабочке", повязанной словно бант у гимназистки, заговорщически подмигнул собравшимся и запел о том, что парижская мода пришла в Польшу и что это очень хорошо, потому как дружба с французами началась не сейчас и не случайно... 6

- Намекают певцы, намекают, - сказал поручик Глазов, - на Бонапарта намекают, на то, что с ним вместе шли против нас. Глазов спросил агента, посетившего ресторанчик:

- Более ничего занятного?

- Нет, ваше благородие, - ответил агент, - больше никаких выпадов против власти мною замечено не было.

- Ну и слава богу. Оформите записочку по форме: так ее к делу не приобщишь - подумают еще, что на папифаксе... Три рубля держите. Благодарю за службу.

...Прищурливо проводив агентову сутуло-благодарственную спину, Глазов отодвинул салфетку со стишками: на него с плохо отпечатанного фотографического картона смотрели четверо: Матушевский, Грыбас, Тшедецкая и Кулицкая.

Глазов медленно поднялся, запер за агентом дверь и скрипуче отворил громадный сейф: маленьких в тайной полиции не держали.

Достав несколько канцелярских папок, корешки которых были заботливою рукою раскрашены в разные цвета, Глазов огладил их таким жестом, каким антиквары снимают невидимые взору пылинки с драгоценнейшей майсенской скульптурки: легкими, сильными пальцами пробежал по корешкам, остановился заученно на ярко-красной - здесь у него были собраны материалы, в Департаменте полиции никому не известные, ни единой живой душе.

"Дуборылы, неучи, - горестно размышлял о коллегах Глазов, - идут в охрану не по вдохновенному зову долга, но оттого лишь, что платят больше, погоны воистину серебряные! Им отдать то. к чему приложено столько труда, знания, души?! Разжуют и выплюнут, дело испортят, а тебя и не помянут, будто не было, все на себя запишут".

Здесь, в папке с ярко-красным корешком, у него, занимающегося СДКПиЛ, Социал-демократией Королевства Польского и Литвы, - были собраны данные на "застрельщиков партии" - Розу Люксембург, Феликса Дзержинского, Лео Иогихеса (Тышку), Адольфа Варшавского (Барского), Юлиана Мархлевского. Причем собирал он данные эти не от "подметок", как презрительно именовали в полиции провокаторов, а путем осторожным, д о л г и м, - тем, которого Глазов тоже никому не открывал: ждал минуты, чтобы самому выделиться.

Год назад родилась у него идея: поскольку социал-демократы "р а с с о б а ч и л и с ь" с ППС, обвинив лидеров польских социалистов - Пилсудского, Иодко и Василевского - в национализме, принявшем в последнее время форму одержимую, ницшеанскую, Глазов, наблюдая за дискуссиями между разными направлениями оппозиции трону в Женеве, Берлине и Кракове, решил подвинуть своих людей к лидерам враждующих групп, причем "подвигал" он их в те именно моменты, когда проходили диспуты или разбирались вопросы в Международном Социалистическом Бюро, то есть в моменты накальные: человек не очень-то следит за словом полон еще эмоциями борьбы.

Именно тогда он узнал от Василевского - точнее говоря, от своих людей, вхожих к Василевскому, - что патриарх русской социал-демократии Плеханов поначалу поддерживал ППС, а Люксембург, Мархлевского и Тышку бранил.

Именно тогда - через тех, с кем беседовал Пилсудский не таясь, - узнал он многое о Розе Люксембург и Феликсе Дзержинском, а узнав, записал в эту свою о ярко-красным корешком - папку следующее:

"Истинно серьезными личностями СДКПиЛ следует считать Розу Люксембург, Юлиана Мархлевского и Феликса Дзержинского не в силу даже того положения, которое они занимают в руководстве партии, но потому, с каким стоицизмом переносили и переносят лишения, связанные с разрывом с той средою, где были рождены и взрощены. Еврейка Люксембург, например, судя по перехваченным агентом "Осою" письмам, а также по тем, кои прошли перлюстрацию, немедленно рвет отношения с теми единокровцами, которые вычленяют еврейский вопрос из практики борьбы "рабочего класса" России против "тирании самодержавия". То же происходит с Дзержинским и Мархлевским, причем первый был воспитан в дворянской семье. Однако и он, и Мархлевский объявляют "врагами польского пролетариата" тех, кто смеет "отделять поляков от борьбы русского народа против", как они выражаются, "тупого ига самодержавия". Именно эта позиция объединила их против Василевского, Пилсудского и Иодко, кои считают, что задачи поляков категорически расходятся с целями российского пролетариата.

Из трех перечисленных выше теоретиком партии следует считать Розу Люксембург, ведущим пропагандистом - Юлиана Мархлевского, а Феликса Дзержинского надобно отнести к тому типу революционеров, которые не могут лишь только писать и полемизировать; его стихия - действие: он - организатор, "собиратель" партии, ибо к нему льнут люди, с коими он входит в контакт, и остаются ему верны - вплоть до угрозы расстрелом (А. Росол).