Горечь войны - [25]
Хотя в Германии пацифизм не был глубоко укоренен, а социал-демократы склонны к “негативной интеграции” (то есть к уклонению от конфликта при угрозе преследований со стороны государства)> 142, факт остается фактом: немногие немцы были милитаристами, а среди последних меньшинство составляли англофобы. В 1906 году рейхсканцлер Бернгард фон Бюлов отклонил предложение превентивной войны до “возникновения мотива, которая воодушевит немецкий народ”> 143. А на так называемом Военном совете при кайзере в декабре 1912 года присутствующие военачальники усомнились, является ли Сербия именно таким мотивом> 144. Зондирование в 1914 году общественного мнения (противоположного мнению образованного среднего класса) показало, что попытки вызвать у обывателя обеспокоенность состоянием дел на Балканах мало чего достигли> 145. Кроме Германии радикальных националистов, была (по выражению Дьюкса и Ремака) и “другая Германия”: та, чьи стремящиеся к совершенству университеты, бурлящие муниципалитеты и редакторы независимых газет напоминали Соединенные Штаты – государство, вступившее в войну последним> 146.
Кроме того, имелась Германия организованного пролетариата. Его лидеры были одними из самых горячих критиков европейского милитаризма. Не стоит забывать, что в довоенный период наибольшего электорального успеха добилась СДПГ, сумевшая привлечь и значительное число избирателей из среднего класса. До 1914 года она последовательно выступала против “милитаризма”. На самом деле социал-демократы своим крупнейшим электоральным успехом в 1912 году обязаны агитации против “дорогого – из-за милитаризма – хлеба” – иллюзии того, что растущие военные расходы Германии оплачиваются с помощью косвенного налогообложения (глава 5). На выборах 1912 года СДПГ получила 4,25 млн голосов, или 34,8% (сравните с 13,6% голосов, поданных за национал-либералов – партию, активнее других поддерживавшую агрессивную внешнюю политику и увеличение военных расходов). Ни одна другая партия в кайзеровской Германии не смогла повторить этот успех.
Карл Либкнехт был среди теоретиков СДПГ одним из самых радикальных противников войны. С его точки зрения, милитаризм представлял собой сложное явление. Германская армия выступала одновременно инструментом отстаивания капиталистических интересов за рубежом и средством контроля над немецкими рабочими (прямо – через принуждение и насилие, косвенно – через индоктринацию)[20]:
На милитаризме… лежит и задача… охраны господствующего общественного порядка, поддержка капитализма и всякой реакции против освободительной борьбы рабочего класса… Прусско-германский милитаризм… получил необыкновенный расцвет благодаря особым полуабсолютистским, феодально-бюрократическим отношениям, царящим в Германии> 147.
(Будто в доказательство справедливости его выкладок, Либкнехта убили в январе 1919 года солдаты, когда он попытался организовать в Берлине путч в большевистском стиле.)
Хотя антимилитаристская кампания СДПГ не помогла предотвратить Первую мировую войну, она оказала сильное влияние на ученых, и это озадачивает историков. Как ни удивительно, в кайзеровской Германии противники войны были столь многочисленны и активны, что приходишь к мысли, что их жалобы по поводу роста милитаризма служат доказательством обратного. Хотя сейчас опубликовано ошеломительное количество книг о германском милитаризме, не все авторы признают, что сам этот термин происходит из левой пропаганды> 148. Историки, придерживающиеся марксистско-ленинской традиции, до 1989–1990 годов повторяли доводы Либкнехта. Так, согласно Цильху, милитаризм являлся проявлением “агрессивного характера буржуазии, заключившей союз с юнкерством” и их “реакционных, опасных устремлений”> 149.
В немарксистской историографии большее влияние получил подход Эккарта Кера, немецкого собрата Дж. А. Гобсона. Кер принял выдвинутый до войны довод СДПГ о том, что союз крупных землевладельцев и промышленников в кайзеровской Германии содействовал, среди прочего, проведению милитаристской политики. Он сделал два замечания: во-первых, прусская аристократия взяла верх над своими младшими партнерами (промышленниками и другими группами реакционной буржуазии), а во-вторых (здесь Кер звучит как Антонио Грамши и другие поздние марксисты), милитаризм являлся отчасти продуктом автономных государственных институтов. Иными словами, довод Кера учитывает не только классовые интересы, но и бюрократическую и ведомственную заинтересованность. Несмотря на это, Кер не слишком отличался от ортодоксальных марксистов. Отталкиваясь от собственного тезиса, гласящего, что все внешнеполитические решения были обусловлены внутриполитическими общественно-экономическими факторами, Кер переходит на язык, мало отличающийся от языка современников-марксистов.
Доводы Кера, отброшенные немецкой исторической наукой после его ранней смерти, в 60-х годах приняли Ганс-Ульрих Велер и Фриц Фишер> 150. Согласно типично “керовскому” учебнику Велера по немецкой истории кайзеровского периода, милитаризм преследовал не только экономические цели (обеспечивая промышленности военные заказы), но и представлялся средством в борьбе с социал-демократами, а также служил объединяющим принципом для массового шовинизма и скрывал “антидемократическое” политическое устройство Германской империи
