Горе побеждённым - [2]

 - С письмом этим полицейским, приходил какой-то вьюнош. Говорил, что по рекомендации хочет у вас служить. Добивался, когда вы будете. Настырный такой.

 - Настырный – это хорошо.

 - Обещался сегодня опять быть. Только, по-моему разумению, хлипковат он больно, да и молод для нашего дела. Зачем нам малец, Вилим Яковлевич?

 - Не скажи. Мы ведь с тобой не молодеем. Прыткие ноги и свежий ум нам давно нужны. Вот только подходящего пока не было. Этого «настырного» и попробуем. Как придёт – ко мне.

***

   Александр Прохорович Ипатов шёл пешком через весь город с Якиманки на Сретенку, ёжась под моросящим дождиком и пряча белобрысое лицо в хиленький воротничок старого суконного пальто.

 «Только бы он меня взял, а уж проявить себя я смогу. В лепёшку расшибусь, а стану при нём  хорошим сыщиком!» – повторял про себя молодой человек, обходя особо топкие места на ненадёжных весенних мостовых.

 Шла Святая неделя . Над городом плыл малиновый пасхальный перезвон, вселяя в Ипатова надежду на будущее.

 Двухэтажный голубой особняк известного частного сыщика Москвы смотрелся неброско, но основательно, хоть и стоял почти у проезжей дороги. Был он без обычного палисадника или забора, а только огорожен, по-иностранному, низким чугунным барьером из литых прутьев и  шишек по верху. Под самыми окнами росла жиденькая сирень, блестевшая под дождём зазеленевшими почками. Холодной рукой Ипатов надавил кнопку новомодного электрического звонка и стал ждать ответа. Загремели замки, и перед ним предстал вчерашний слуга.

 - Христос Воскресе! – как можно бодрее сказал Александр Прохорович.

 - Воистину Воскресе! – с удовлетворением ответил Спиридон Кондратьевич и церемонно добавил: – Прошу! – ногой откидывая  толстого кота, радостно выбежавшего встречать гостя. – Пожалуйте пальто.

 - А, молодой человек, приветствую вас. Как вас звать-величать? Прошу ко мне в кабинет. Обсудим ваши намерения, – пророкотал, появившийся как-то вдруг, ослепительный хозяин дома.

 Ипатов представился и засеменил  вслед сыщику. Войдя в кабинет, Александр Прохорович с любопытством огляделся. Комната была большая и вся заставлена. Впечатляли два высоких парных секретера, приличных размеров сейф, большой письменный стол, несколько покойных кресел и красивый диван с высокой спинкой. Мебель была старинная, красного дерева, обита зелёной тиснёной кожей с частыми золочёными гвоздиками. Везде были проставлены вензеля «Б» и «С» в плетении  резных дубовых листьев. По правую сторону от хозяина, на маленькой столешнице поблескивала хрусталём большая ваза с пахучими  апельсинами. На одном из секретеров стояла синяя сфера вроде глобуса. На ней были обозначены не материки, а во множестве роились небесные светила. Молодой человек углядел на стене необычную карту Москвы, которая, будто круглый пирог, из центра, от Кремля, была разрезана на большие куски. На каждом из них изображались диковинные звери, люди в античном виде, много цифр и указательных стрелок.

  Вильям Яковлевич сел за письменный стол и предложил Ипатову место напротив. Переведя глаза за спину сыщика, Александр Прохорович удивился необычному портрету самого хозяина. Он был изображён в камзоле петровских времен, пышном белом парике и  шляпе с пером, но казался старше оригинала. Может это не он? Нет, он. Жесткий взгляд тёмных,  внимательных глаз, очень характерный подбородок. Лицо, правда, погрубее и уголки рта резче опущены вниз, но в целом – похож. Таким он, должно быть, станет лет через десять-двадцать.

 - Как я понял из письма Федора Кузьмича, вы хотите поступить ко мне на службу в качестве помощника?- спросил оригинал портрета.

 - Очень был бы рад такой возможности, – пролепетал Ипатов, с ужасом замечая, как под его неважными ботинками образовалось мокрое пятно.

 - Позвольте полюбопытствовать, ваши родители здравствуют?

 - Одна матушка. Отец умер четыре года назад. Он был по пожарной части, бранд-майором , у нас в Сергиевом Посаде. Я у матушки один остался.

 - Ясно. А кем вам доводится господин Рушников?

 - Федор Кузьмич –  брат моей матери. Маменька попросила его пристроить меня у себя, в полицейской части.

 - Так и служили бы под крылом у родственника. Почему ко мне проситесь?

 - Наслышан о вашем мастерстве. Я ведь у дяди и начал служить. В полиции про вас столько рассказывают! Они там все ваши дела знают.

 - Ну уж и все, - самодовольно хмыкнул сыщик.

 - Сначала дядя меня, точно, у себя хотел оставить. А потом сказал: «Больно много ты рассуждаешь да философствуешь вместо простого исполнения. На нашей уголовной рутине нужен другой характер. Такие как ты, нужны в штучных делах. Попытай, говорит, счастья у Вильяма Яковлевича. На Москве в тонком деле лучше его нет. И сравнить его, говорит, можно только с его превосходительством Иваном Дмитриевичем Путилиным – начальником сыскной полиции в Петербурге. Он, дескать, начинал  младшим помощником квартального надзирателя на Толкучем рынке и вон как поднялся! Ну, а вы здесь, в Первопрестольной , без чинов, но в том же ряду состоите. Так и сказал. Вот я к вам и пришёл настоящему сыску учиться.