Горе от богатства - [35]

– Мы отплываем первым же пароходом, – сказал он, впервые понимая, каким глупцом считают его в обществе. – Чем скорее мы избавимся от всех этих снобов, тем лучше!

Дженевра сидела за письменным столом, но после слов отца встала и посмотрела на него. В ее лице не было ни кровинки.

– Я не уеду, папа. Не уеду, пока не получу ответа от Александра.

– Уедешь, – коротко бросил отец. Довольно, он и так слишком долго потакал ей, а теперь пожинает плоды – он уничтожен, он больше не может появиться в обществе! Он очень любит свою дочь, но всему есть предел.

Дженевре показалось, что она сейчас умрет. Ей и вправду было очень плохо – шумело в голове, грудь сдавило словно железным обручем, она едва дышала. Она знала, что сейчас скажет отцу правду, и эта правда навсегда уничтожит его любовь к ней. Никогда больше он не назовет ее своей кошечкой, крошкой, душечкой.

– Папа, у меня будет ребенок, – произнесла она, не понимая, как могла подумать, что отец обрадуется этому известию.

Пять дней спустя они покинули Ныо-Иорк на борту «Адриатики». Уильям Гудзон не прощался с городом, стоя на палубе. Он оставался в каюте, в одночасье постаревший и разбитый. Слова дочери едва не стоили ему жизни. Когда первое потрясение прошло, он ясно понял одно – ни один человек в Нью-Иорке никогда не узнает об этом. Ни Виктор Каролис, никто другой. Сплетен не будет ни в Америке, ни в Англии. До рождения ребенка Дженевра останется в монастыре, а он переждет это время где-нибудь в Суссексе или Гэмпшире. После рождения ребенка отдадут в приют. А до тех пор никто из его родных и друзей не узнает, что он с дочерью вернулся в Англию.

Корабль выходил в открытое море. Уильям провел рукой по глазам. Какое бы будущее ни ожидало их, прежнего не вернешь. Александр Каролис разрушил их жизнь, и Уильям всем сердцем желал, чтобы судьба наказала Александра, чтобы она послала ему такие же страдания, какие сейчас испытывали он и его дочь.

Дженевра стояла на палубе, намертво вцепившись в поручни затянутыми в лайковые перчатки руками – она боялась упасть. Все кончено. Ей не суждено больше увидеть Александра, не суждено стать его женой, жить вместе с ним в Тарне. Но у нее будет от него ребенок. Ее руки еще крепче сжали ледяной поручень. Что бы ни собирался предпринять отец, она сохранит ребенка и никому его не отдаст.

– Никто не отнимет тебя у меня, – горячо прошептала она своему еще не родившемуся младенцу. Заснеженные шпили нью-йоркских церквей растворялись вдали. – Что бы ни случилось, нас никто никогда не разлучит. Никогда!

Александр медленно приходил в себя, с трудом превозмогая боль. Нужно многое сделать. Написать письма.

– Надо написать Чарли, – с трудом произнес он, обращаясь к высокому человеку в темном платье, стоявшему у его кровати.

– В вашем состоянии писать затруднительно, – разумно заметил хозяин дома. – Я уже написал подробное письмо вашему отцу, а вас ждет послание от него. Если пожелаете, я прочту его вам.

Александр покачал головой, но чуть не вскрикнул от боли.

– Нет, – выдохнул он, его совершенно не интересовали, о чем пишет отец. – Надо написать Чарли.

Сейчас более чем раньше ему недоставало Дженевры. В Ныо-Иорке происходит что-то непонятное, в чем он никак не разберется. Но Чарли ему поможет. Чарли разузнает, почему молчит Дженевра. Чарли расскажет ей, что случилось с Александром и как он без нее страдает.

– Мой секретарь побудет с вами, и вы сможете продиктовать ему все письма, – сказал лорд Пауэрскот, ему не хотелось, чтобы Александр волновался или печалился. – Ваш отец устроил, что вас будет лечить сэр Ральф Финнз-Бортон, он прибудет завтра рано утром. Это лондонский доктор с отличной репутацией. Вы сможете полностью положиться на него.

Александра обрадовало это известие. Дублинские доктора, которых спешно созвали, когда он упал, единодушно высказались, что при надлежащем уходе паралич ему не грозит. Но отец, конечно, пригласил известнейшего в своей области специалиста. Александр не допускал мысли, что диагноз лондонского доктора будет отличаться от заключения дублинских лекарей. Нет, это невозможно. Страшно подумать. Но Дженевра останется с ним, что бы ни случилось, она не бросит его. Сосредоточившись на Дженевре, Александр обратился к лорду Пауэрскоту:

– Не могли бы вы прислать ко мне вашего секретаря, сэр? Я должен срочно отправить письмо Чарли Шермехону.

«…что до моего падения, здешние доктора считают, что оно пройдет без последствий (если только лондонский специалист не посчитает иначе), но мне придется прервать поездку и провести в Ирландии еще несколько месяцев. Ты должен обязательно связаться с Дженеврой. Я не получил от нее ни одного письма. Выясни, не больна ли она. Может быть, ее отец передумал и теперь возражает против нашего брака? Возможно, он не разрешает Джинни писать мне? Скажи ей, что я вернусь в Нью-Йорк, как только поправлюсь. Передай, что я люблю ее, жду от нее письма. Если она не имеет возможности написать мне, пусть сделает это через тебя. Я должен узнать, что случилось.

Спасибо. Алекс».

Секретарь с изумлением подал ему письмо, чтобы Александр подписался. За все время службы ему еще ни разу не приходилось писать такого необычного письма. «Интересно, – подумал он, – ответит ли через Чарли Шермехона IV эта юная леди? Если ответит, то мне придется писать под диктовку любовные письма мистера Каролиса».