Гордый наш язык - [21]
Хорошая погода, выявляя образный смысл народного слова, не создает ли сочетание «масло масляное», какие мы во множестве находим сегодня в нашей речи? А дурная погода и вовсе абсурд: ведь есть слово непогода. Зачем же писатели развивали потаенную образность русского слова, сделав ее общепонятной? А сделали, не боясь нареканий в незнании русского языка, для того, чтобы сохранить слово погода как общее в обозначении всякой вообще погоды: и хорошая погода и дурная погода, все - погода, то есть годится для дела. Так и оживает старинный словесный образ: не только погожая, любая - погода.
Попыток дополнительным словом раскрыть значение старого слова, потускневший образ выявить прилагательным сделано много. Сегодня наше внимание останавливается только на том, что бросится вдруг в глаза, насторожит, а все остальные выражения мы как бы не замечаем, настолько они удачны. Хорошая погода - разве плохо?
В современном словаре эпитетов слово погода наделено уже сотней определений, причем большинство - с отрицательной оценкой. Плохая погода по-прежнему в центре внимания, и теперь ее именуют пакостной, собачьей или канальской (что на европейских языках и значит - собачья), убийственной и стервозной, то есть свое впечатление о ней выражают решительнее и грубее, чем в прошлые века.
Так же дорог в Петербурге и воздух. Старый моряк у И. Гончарова выезжал на прогулку «для воздуху», -старинный оборот с предлогом для, который значит еще радн. А у Герцена соседствуют разные обороты: с одной стороны, «Дышите свежим здоровым воздухом», с другой стороны, «Пусть он проветрится, le grand air (по французски - открытый воздух) помогает» - так говорили еще в 1830-х годах. Герои Достоевского тоже идут на воздух, но у этого писателя уже чаще встречается оборот, распространенный прилагательным: свежий воздух, подышать чистым воздухом, переехали для хорошего воздуху, на него подействовал свежий воздух, он не спал на вольном воздухе... Свежий воздух подобен хорошей погоде - как вздох, как мечта, оттого и признаки подбираются идеальные; современный словарь эпитетов к этому слову дает 125 определений, но нет среди них ни вольного, ни хорошего. Свежий и чистый - вот основная характеристика этого дара природы уже около столетия. Благоприятный Дыханию, реально хороший.
Но не всегда оправданны истолкования словесного образа посредством определения. Вот несколько цитат наугад из старых журналов, они демонстрируют всю нелепость бесполезного повторения мысли. Время прошло, и сейчас уже всякому видно, где и как ошибались предки.
«Титмауз вскочил на ноги». Вскочил - уже значит >На ноги, зачем добавлять лишнее слово? «Между ними произошла обоюдная драка». Драка ведь действие, в >к°тором участвует не один; зачем же тут слово обокщ->Ная• «Целый окорок ветчины» - последнее слово также лишнее, поскольку в слове окорок уже содержится смысл целого. «Облокотясь локтями» - а чем же еще облокачиваются? «Содержит в себе» - и сегодня еще это часто в ходу, хотя в себе - лишнее.
В добролюбовском «Свистке» смеялись над сочетанием «в открытом чистом поле». Открытое поле и есть чистое поле. Уточнений не нужно, если вспомнить, что в этом народном выражении слово чистый того же смысла, что и слово открытый; но изменилось значение слова чистый, стало значить очищенный, не грязный.
Выходной ДЕНЬ
В числе новых выражений, появившихся после Октябрьской революции, было и день отдыха наряду с устаревавшим, как тогда казалось, словом праздник. Но и новое сочетание не осталось одиноким, образовалось еще одно: выходной день. Оно пришло в литературный язык из речи рабочих в 1930-е годы. Еще словарь Ушакова, указывая старое значение слова выходной - праздничный, торжественный, парадный (выходной костюм, выходное платье), отмечает и новое разговорное значение: выходной - не рабочий, свободный от работы; приводится столь же новое, но в переносном значении - выходной день. Выходной день - день, свободный от работы. В прошлом веке такой день называли по-разному: как у чиновников - табельный или как у рабочих - прогульный. Л. Толстой употребил обычное слово, которое находилось в обращении: «выпустили народ на свободный день» (с фабрик). Но, строго говоря, и это не точно: ведь свободным становится человек, а не день.
Смысл самого прилагательного в сочетании выходной день остается очень древним. Он связан со словом выход - торжественное, праздничное шествие людей, свободных в этот момент от каждодневного труда. Тогда и ударение в слове было другим, располагалось на первом слоге: выходный. Даль говорил о выходном как о дне выхода, о выходном жалованье и всяком ином, но выходнбго дня он, как и рабочий XIX века, не знал.
Вообще следует заметить, что на Руси издавна не бывало выходных дней - только праздничные, к которым относились и еженедельные праздники воскресения; на Руси этот день всегда назывался неделей, то есть днем, когда ничего не делают. В праздники человек празден, руки - праздные. Слово по форме своей - церковное, потому что в средние века и праздники были только церковными: в быту слова праздник
В книге рассказано об истории русского языка: о судьбах отдельных слов и выражений, о развитии системы частей речи, синтаксической структуры предложения, звукового строя.
В четырех разделах книги (Язык – Ментальность – Культура – Ситуация) автор делится своими впечатлениями о нынешнем состоянии всех трех составляющих цивилизационного пространства, в границах которого протекает жизнь россиянина. На многих примерах показано направление в развитии литературного языка, традиционной русской духовности и русской культуры, которые пока еще не поддаются воздействию со стороны чужеродных влияний, несмотря на горячее желание многих разрушить и обесценить их. Книга предназначена для широкого круга читателей, которых волнует судьба родного слова.
Книга представляет собой фундаментальное исследование русской ментальности в категориях языка. В ней показаны глубинные изменения языка как выражения чувства, мысли и воли русского человека; исследованы различные аспекты русской ментальности (в заключительных главах — в сравнении с ментальностью английской, немецкой, французской и др.), основанные на основе русских классических текстов (в том числе философского содержания).В. В. Колесов — профессор, доктор филологических наук, четверть века проработавший заведующим кафедрой русского языка Санкт-Петербургского государственного университета, автор многих фундаментальных работ (среди последних пятитомник «Древняя Русь: наследие в слове»; «Философия русского слова», «Язык и ментальность» и другие).Выход книги приурочен к 2007 году, который объявлен Годом русского языка.
В четвертой книге серии «Древняя Русь» автор показывает последовательное мужание мысли в русском слове — в единстве чувства и воли. Становление древнерусской ментальности показано через основные категории знания и сознания в постоянном совершенствовании форм познания. Концы и начала, причины и цели, пространство и время, качество и количество и другие рассмотрены на обширном древнерусском материале с целью «изнутри» протекавших событий показать тот тяжкий путь, которым прошли наши предки к становлению современной ментальности в ее познавательных аспектах.
Шестнадцатый выпуск из научной серии «Концептуальные исследования» представляет собой учебное пособие, разработанное по курсам для магистрантов «Языковые основы русской ментальности» и «Русский язык в концептуальном осмыслении». В его состав входят: теоретические главы, вопросы для обсуждения, темы рефератов, практические задания, списки литературы по темам. Пособие предназначено для магистрантов филологических факультетов вузов, обучающихся по направлению 031000.68 «Филология», а также для студентов, аспирантов, преподавателей.
В популярной форме через историю древнерусских слов, отражавших литературные и исторические образы, бытовые понятия, автор излагает представления восточных славян эпохи Древней Руси (X—XIV вв.) в их развитии: об окружающем мире и человеке, о семье и племени, о власти и законе, о жизни и свободе, о доме и земле. Семантическое движение социальных и этических терминов прослеживается от понятий первобытно-общинного строя (этимологические реконструкции) до времени сложения первых феодальных государств в обстановке столкновения языческой и христианской культур.
Книга известного историка литературы, доктора филологических наук Бориса Соколова, автора бестселлеров «Расшифрованный Достоевский» и «Расшифрованный Гоголь», рассказывает о главных тайнах легендарного романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», включенного в российскую школьную программу. Автор дает ответы на многие вопросы, неизменно возникающие при чтении этой великой книги, ставшей едва ли не самым знаменитым романом XX столетия. Кто стал прототипом основных героев романа? Как отразились в «Докторе Живаго» любовные истории и другие факты биографии самого Бориса Пастернака? Как преломились в романе взаимоотношения Пастернака со Сталиным и как на его страницы попал маршал Тухачевский? Как великий русский поэт получил за этот роман Нобелевскую премию по литературе и почему вынужден был от нее отказаться? Почему роман не понравился властям и как была организована травля его автора? Как трансформировалось в образах героев «Доктора Живаго» отношение Пастернака к Советской власти и Октябрьской революции 1917 года, его увлечение идеями анархизма?
Эта книга – о роли писателей русского Монпарнаса в формировании эстетики, стиля и кода транснационального модернизма 1920–1930-х годов. Монпарнас рассматривается здесь не только как знаковый локус французской столицы, но, в первую очередь, как метафора «постапокалиптической» европейской литературы, возникшей из опыта Первой мировой войны, революционных потрясений и массовых миграций. Творчество молодых авторов русской диаспоры, как и западных писателей «потерянного поколения», стало откликом на эстетический, философский и экзистенциальный кризис, ощущение охватившей западную цивилизацию энтропии, распространение тоталитарных дискурсов, «кинематографизацию» массовой культуры, новые социальные практики современного мегаполиса.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга о тайнах и загадках археологии, этнографии, антропологии, лингвистики состоит из двух частей: «По следам грабителей могил» (повесть о криминальной археологии) и «Сильбо Гомера и другие» (о загадочном языке свиста у некоторых народов мира).
Американский популяризатор науки описывает один из наиболее интересных экспериментов в современной этологии и лингвистике – преодоление извечного барьера в общении человека с животными. Наряду с поразительными фактами обучения шимпанзе знаково-понятийному языку глухонемых автор излагает взгляды крупных лингвистов на природу языка и историю его развития.Кинга рассчитана на широкий круг читателей, но особенно она будет интересна специалистам, занимающимся проблемами коммуникации и языка.