Гордубал - [26]

Ну, что ж, пускай Манья вернется. Теперь все равно. Все равно. Все переболело. Снявши голову, по волосам не плачут.

У Герпаков заплакал ребенок. Вот видишь, может, и правда, что Полана ходила поглядеть на ребеночка.

Что ж тут особенного? Бабы ведь души не чают в детях. Сейчас Герпакова, наверно, дает ему грудь. Помнишь, Полана, как ты кормила Гафью? Поведешь, бывало, плечом, и грудь опять прячется под рубашку.

Одиннадцать лет прошло. А я-то в Америку... Глупый, глупый!

Гордубал глядит на звезды. Господи, сколько их!

Наверно, прибавилось за эти годы. Раньше их было не так много... Прямо страх берет... Все равно, все равно, все спадает, как шелуха, одно за другим. Была Америка, было возвращение. Были Герич, Феделеш, Манья - много чего было. А теперь - ничего нет.

Все равно. Слава богу, отлегло от сердца.

Тру-ту-ту, - трубит вдали ночной сторож, А звезд столько, что дрожь пробирает.

Покойной ночи, Полана, покойной ночи, покойной ночи!

XXIII

Раннее утро, еще никто не проснулся, а Юрай уже вышел из деревни и шагает в горы. К пастуху Мише.

Зачем? Да так, потолковать с человеком.

Гор еще не видно, в воздухе повис туман. Юрая немного знобит, но боли в боку нет. Только дышать трудно, - верно, от тумана. Юрай проходит мимо своего бывшего поля и останавливается перевести дух. Поле уже вспахано - вот вам и одни каменья!

Видать, стоит овчинка выделки.

Тяжело дыша, Гордубал шагает дальше. Туман поднялся и перевалил через лес. Скоро осень. Гордубал поднимается в гору, прижимает руку к груди.

Вот опять колет; теперь колет все время - вверх ли идешь, или вниз. Чуть-чуть повыше опять туман., Но это уже не туман, а облака, носом можно учуять, как они пропитаны влагой. Осторожнее, не стукнуться бы об них головой! Вот дорога перевалила через хребет; теперь Гордубал идет в облаках; в трех шагах ничего не видно. Приходится пробираться на ощупь, сквозь густой туман, не зная, где ты. И Гордубал, хрипло дыша, медленно, с трудом поднимается к облакам.

Заморосил мелкий холодный дождь. Наверху, на полонине, пастух Миша накинул на голову мешок и, щелкая кнутом, гонит волов к шалашу. Что это рядом с ним? Не разберешь - зверь, куст или камень. А, это умный песик - Чувай! Чувай обегает стадо и сам гонит волов. Звон доносится из тумана.

Миша сидит на пороге пастушьей хижины и глядит во мглу. Туман временами редеет, и видно, как волы жмутся друг к другу. Потом все опять заволакивается тучами, слышен только шелест дождя.

Сколько сейчас может быть времени? Наверно, около полудня. Чувай вскакивает, настораживается и тихо ворчит. Из тумана появляется тень.

- Ты здесь, Миша? - окликает сиплый голос.

- Здесь.

- Ну, слава богу!

Это Гордубал, он промок насквозь, зуб на зуб не попадает. Со шляпы струйками стекает вода.

- Что шляешься под дождем? - сердито спрашивает Миша.

- С утра... не было дождя, - сипит Юрай. - Ночь была ясная. Это хорошо, что дождь... земле дождь нужен.

Миша, задумавшись, моргает.

- Погоди, я костер разведу.

Гордубал сидит на сене и глядит на огонь. Потрескивают, дымят дрова. Тепло разливается по телу Юрая - да еще Миша накинул ему на спину мешок.

Уф, даже жарко! Словно в майне. Юрай стучит зубами и гладит мокрого вонючего Чувая. Э-э, что там, я и сам-то пахну как мокрый пес.

- Миша, - запинаясь, говорит Юрай, - а что... там... за сруб в лесу?

Миша кипятит в котелке воду и бросает в нее какие-то травы.

- Я знаю, худо тебе, - ворчит он, - и чего шляешься под дождем, дурень?..

- У нас в майне была штольня, - торопливо рассказывает Юрай, - там всегда капала вода. Всегда. Кап-кап-кап, точно часы идут... А знаешь, у Герпаковой родился ребенок. Полана ходила поглядеть... Нигде нет работы, Миша, никому не нужны люди.

- А ведь все новые родятся, - ворчит Миша.

- Надо, чтобы родились, - трясется в ознобе Юрай, - для того и женщины на свете. Ты не женатый, не знаешь, не знаешь ничего, Миша. Ну что ты можешь сказать, раз не женат? А надо, брат, обо всем подумать. Надо, чтобы было записано, "за любовь ее и верность супружескую". Иначе люди могут бог знает что сказать. Эх, жалко, украли у меня три тысячи долларов. Зажила бы она, как барыня, а? Правда! Ну, скажи, Миша?

- Верно, - бормочет Миша, раздувая огонь.

- Вот видишь. А мне говорят - дурень. Завидуют, что такая жена у меня. Голову держит высоко, как господский конь. Вот какой народ: все норовят обидеть человека. Пошла-то она всего лишь к соседке, взглянуть на ребеночка, а люди болтают бог весть что. Растолкуй им, Миша, что я сам видел, как она вышла от соседки.

Миша серьезно кивает головой.

- Скажу, все скажу.

Юрай переводит дух.

- Я затем и пришел, понял? Ты не женат, тебе не за что мстить мне. Мне они не поверят. Ты им скажешь, Миша? Пусть поймут, что пришлось нанять батрака, раз хозяин был в отлучке. Полана на чердаке запиралась, крючок крепкий такой, я сам видел... А Герич городит всякую чушь! Мол, восемь лет и все такое. Скажи, кто знает ее лучше - Герич или я? Поведет плечом - и грудь опять под рубашкой... Тот парень, что был внизу у потока, не наш, он леготский, я сам видел. Он пришел с той стороны. А люди - сразу за сплетни.