Гордая птичка Воробышек - [11]

– На, Воробышек, пригодится, – Илья держит в руке несколько конспектов и медленно кладет их передо мной. Усмехается криво, одними губами, глядя на мои пунцовые от смущения щеки.

Да что это я, в самом деле, точно школьница! Зла на себя не хватает!

– Мы можем заниматься предметом в телефонном режиме, если ты меня боишься, – неожиданно предлагает, усаживаясь бедром на стол, продолжая изучать меня взглядом, словно странную дикую зверушку. – Или вообще не заниматься, – опускает руку на спинку кресла, за мое плечо, придвигая к себе ближе.

Испугавшись, что он передумает, я отрицательно дергаю подбородком и решительно поднимаю руки на стол. Раскрываю перед собой предложенные тетради, старательно игнорируя нечаянные касания локтем твердой мышцы ноги.

– Хм, как скажешь, Воробышек, – недобро оскаливается Люков на мое упрямство, пока я моргаю на него сквозь прозрачные стекла очков. Предупреждает с раздражением в голосе. – Только помни, птичка, что доброта моя не безгранична. А теперь записывай, – отворачивается, небрежно откатывая по столу в мою сторону ручку. – Определение выражения для функции «кью»…

И я записываю.

Два часа пролетают незаметно. Голос Люкова приятен и не навязчив. Он отлично знает предмет, доходчиво объясняет, и я с завистью и уважением старательно внимаю каждому его слову, то и дело склоняя голову к конспекту. Когда на моем стареньком телефоне срабатывает будильник, мы оба подскакиваем от неожиданности.

– Ой! Кажется, мне пора! – я растерянно вскрикиваю и под озадаченный взгляд хозяина квартиры поспешно выбираюсь из-за стола. Сгребаю в сумку тетради. – Можно? – осторожно спрашиваю, указывая глазами на предложенные Ильей конспекты. – Я верну тебе после выходных. Понимаешь, мне бы еще дома позаниматься…

– Бери, – отвечает парень, толкая ко мне тетради. Он встает, отходит к дивану, садится, включает пультом плазменную настенную панель телевизора и утыкается взглядом в спортивный репортаж с автогонок.

– Спасибо…

– Захлопнешь за собой дверь и не нервируй кота, – бросает за плечо, когда я подхожу ближе. – Ну, чего тебе? – кисло хмурится в ответ на неловкую попытку поблагодарить его.

– Илья, сколько я тебе должна? – я повторяю свой вопрос чуть громче, поспешно открывая сумку в поисках спрятавшегося в ее необъятных недрах тощего кошелька. Денег у меня немного – так, ерунда, но уговор есть уговор, и я готова отдать большую их часть, лишь бы не ударить перед Люковым в грязь лицом.

И все же краснеть приходится.

– А сколько есть? – после паузы, отрешенно интересуется парень, лениво перелистывая телевизионные каналы. Показывая тем самым, насколько ему неинтересно мое присутствие.

– В-вот, – я растерянно достаю из кошелька все его содержимое и протягиваю перед собой. – Это все.

Люков даже не смотрит в мою сторону. Не видит моей руки и не протягивает своей. Он просто равнодушно кивает, кривя угол красивого рта:

– Годится, Воробышек.

Это все, что у меня есть. Он это знает, я чувствую. И эта его маленькая месть так унизительна, что от стыда я готова провалиться сквозь землю. Но вместо этого послушно кладу деньги на стол, разворачиваюсь и бреду в сторону коридора. Снимаю куртку с вешалки, натягиваю шапку… Шнуруя ботинки, ласково касаюсь морды подозрительно обнюхивающего меня кота.

– Ничего, киска, прорвемся, – говорю, неожиданно улыбаясь. – Подумаешь, напугал! Выкрутимся, не в первый раз. Главное, – шепчу весело в желтоглазую морду, – я это сделала!

Закидываю сумку на плечо и, не оглядываясь, шагаю прочь из квартиры.

* * *

– Кто? Воробышек?! Не смешите мои кишки, Зин Петровна, у меня и так от вас несварение! У какого-такого хахаля заночевала?.. Какое ночное свидание?.. Да быть такого не может, это вам не просто друг, а свиданец со стажем говорит! Точнее, быть-то хахаль у Женьки очень даже может, а вот чтобы я о нем не знала… Не-ет. Говорю вам, случилось что-то страшное и ужасное, возможно, даже роковое! Немедленно, просто немедленно звоните в полицию! А то я сама позвоню! Слышите! Аллё! Где вы там?! Да я все уши дежурной прожужжала! Как не знает? Все она прекр… Она от меня за стеклом закрылась, горбушка черствая! Просто ваше слово, как коменданта общежития, куда весомей моего!.. Звонила, конечно! У нее телефон в отключке, а в магазине сказали, что ушла как всегда. Правда, задержалась чуток, до начала двенадцатого, – у них там на переучет ночная смена осталась, завтра какая-то комиссия с проверкой обещалась нагрянуть, а так…. Да на часах полвторого ночи уже!.. Что значит идти спать и ждать до утра? Какие двадцать четыре часа?.. Знаете что, Зин Петровна, девятнадцать – не двадцать девять, а у нас город дважды миллионщик! Идите-ка вы лучше сами… спать!

Я толкаю незапертую дверь студенческого общежития и вхожу в освещенное яркой лампой под круглым пыльным плафоном узкое фойе. Медленно поднимаюсь по горбатым истертым ступенькам и устало бреду мимо комнаты дежурной в сторону лифта, сметая с шапки и запорошенных стекол очков мокрый ноябрьский снежок, когда вдруг замечаю у стола вахтера знакомую фигуру своей соседки. Прислонив голову к косяку и накинув на плечи куртку, Крюкова понуро смотрит в темное окно, но на звук моих шагов резко оборачивается, встречая меня неожиданно хмурым взглядом.