Горб Аполлона - [25]

— Вы должны понять, что все люди разные, — твёрдым настоятельным голосом возразила она. — Что у всех свой взгляд, — продолжала она нас поучать, как будто этого никто не знает. — Я вижу то, чего другие не видят.

И действительно, она видела во всех дурные стороны, моментально находила пятна в других людях и сразу давала язвительные характеристики людям. Но в тот вечер она хотела обворожить и обольстить Сашу, понравиться, много смеялась, разносила всем стаканы, наливала вино, вела себя подчёркнуто внимательно. Не всякое внимание, как я теперь понимаю, обещает что‑то хорошее.

В конце вечера Инесса предложила предсказать всем судьбу по руке и интимно–приглушённым голосом обратилась к Саше:

— Сашенька, дай твою руку, я по ней погадаю.

Инесса села в массивное кресло с резными украшениями, Саша подсел к ней, припал на одно колено, опустил голову, как перед царицей. Она взяла его руку и близко подвинулась к Саше. Мне показалось, что Сашина рука дрожала. Что чувствовал Саша, я не знаю, но он побледнел и смотрел на неё снизу вверх, как на богиню, как на Венеру. Она что‑то говорила о долгой жизни, счастье…, а в конце гадания взяла двумя руками его ладонь и тыльной стороной поднесла к своему лицу и приложила к своим губам. Её губы коснулись его руки… Я подарю тебе вечность! «Порывы пылких ласк!»

Саши уже не было в нашем пространстве. И пошли разные события.

Через месяц Саша женился на Инессе. Я понимал, что он делает это зря. У меня с самого начала шевелилась мысль сказать ему об этом, но разве я мог? Ведь он был во власти томительно–страшного наслаждения, и как я буду выглядеть? То, что она не любила Сашу, было видно, она едва–едва соблюдала приличие.

Почему она вышла за него замуж? Её эстетический идеал мужчины не совпадал с Сашиной внешностью с его милой и кроткой улыбкой, с его добротой. Ей скорее подошёл бы отец Саши, холодный и загадочный. Привлекали её люди сильных и грубых страстей. Вокруг неё вертелось много разношёрстного сброда, но она искала выхода из своей ситуации в благополучном браке и остановила свой выбор на Саше. Инесса жила вместе с тёткой где‑то у Нарвских ворот в одной малюсенькой комнатке в громадной коммунальной квартире, где не было не только телефона, но и горячей воды. Легенды о дипломатических родителях остались бродить среди её знакомых. Она так притворялась, создавая разные истории о своём происхождении, умениях, что сама начинала верить в свою избранность. Я могу сказать только то, что её мистификации действовали на людей. И видя и осознавая своё воздействие, она не хотела промахнуться. Вот тут‑то и подвернулся Саша — приличный, влюблённый, обеспеченный. А разве молодой человек, воспитанный в тепличной домашней обстановке, может распознать опасность красавицы, даже если весь её облик оповещает об этом? Ведь в ней всё говорило: «Я обладаю красивым телом, и я господин, а ты раб!» Но кажется, что красота — это идеал возвышенного и доброго, и не хочется ждать обмана в красоте. И человек уже очарован. И уже несвободен и ничего не боится.

Красота давала ей самомнение, она умела всех ставить ниже себя: «Я одна на всём свете». Так думала она, когда в четырнадцать лет она убежала из дома и ехала жить к тётке. После смерти её матери отец женился, и Инесса не хотела с ними жить, по одной из её версий: по другой, отец со скандалом выгнал её из дома. Она ехала три дня в поезде Красноярск — Ленинград и тогда открыла, что она никому не нужна, ни одному человеку, даже если она потеряется, то никто её не спохватится. Все три дня она плакала, лёжа на верхней полке. Её пожалели спутники по купе, муж и жена, предло–жили спустится и поесть, но она отвернулась к стенке, не сказав им ни единого слова. Горечь, какую она испытала, навсегда осталась фоном всей её жизни. Холод окружающего её мира охладил её сердце. С тех самых пор она никому не доверяла и никому не верила. И с тех самых пор кроме «нужно выжить», ничего её не трогало. Она принялась сражаться с миром, хитрить, прилаживать и обманывать.

«У меня было тяжёлое детство, и все должны мне сочувствовать, принимать всё, что я делаю, и прощать».

Так Инесса и едет по жизни в том самом поезде, и смотрит с верхней полки сквозь призму своих детских обид на всех, и не спускается разделить трапезу. Бесплодная любовь к чему‑то ей недостав–шемуся осталась в ней навсегда, к чему‑то такому возвышенному, чего нет в её жизни, к тому краси–вому, что должно свалиться с неба, к невстретив–шемуся мужчине, который был бы её достоин. «Никто меня не достоин!» Всегда в душе досада, что она что‑то упустила. Где‑то другие, совсем не такие умные и красивые женщины, получают от жизни то, чего ей не досталось, что жизнь её обидела, и она должна за это отомстить. Кому? Она отворачивается от людей и разглядывает в них только бацилл. Какая у неё невероятная склонность к развенчивающим наблюдениям! Она не хочет и не может прощать людям их некрасивости, их несовершенства.

«Какая у него уродливая походка! Как загребает ногами! А этот, идиот, так глупо говорит… А эта устрица в фабричной одежде…», — вворачивает она язвительные колкости. — «Лимитчица, приехала из…» — Хотя сама приехала из глубокой провинции.