Гора сокровищ - [75]

Мой противник был вооружен винтовкой, и когда я повернулся, дуло ее смотрело мне прямо в лицо. И я сказал себе: «Ну вот, Телль Сэкетт, пришел твой конец, ты умрешь, как умер твой отец, — одинокий и затравленный». Но мой револьвер не подвел меня. Пуля полетела прямо в моего врага.

А он промазал. Он был метким стрелком, не хуже меня, но, когда на карту поставлена твоя собственная жизнь, проявляешь просто чудеса меткости.

Пуля попала ему прямо в грудь, вторая вошла туда же, словно хотела составить ей компанию.

Он не мог поверить, что промахнулся. Наверное, был слишком уверен в себе. Я стоял перед ним, высокий человек с гор Теннесси, держа в руках револьвер, и смотрел, как он умирает.

Он хотел выстрелить в меня еще раз, но первая пуля повредила ему какой-то жизненно важный орган. Может быть, она перебила позвоночник, потому что руки его, державшие винтовку, разжались, и она выпала на траву.

— Нативити Петигрю, — сказал я, — ответь мне: где ты похоронил моего отца?

Его голос звучал хрипло:

— Там, у подножия Ленточной горы, течет ручей. Недалеко от него есть холм. Ты найдешь тело отца у подножия скалы, похожей на палец, направленный в небо. Если приглядеться получше, можно заметить могилу и надпись, которую я высек своими руками.

Он забрал мое золото и поэтому должен был умереть, но убить его оказалось не так-то просто… Мне он нравился, парень, но я все же убил его и похоронил там, где он умер.

Он был тяжело ранен, у него не было сил, но он полз, чтобы убить меня. Если бы я не убил его, он убил бы меня, во мне до сих пор сидит пуля, которую он тогда всадил в меня.

Петигрю лежал, умирая, и широко открытые глаза его глядели в небо. Я не питал к нему ненависти — мы играли с ним в смертельную игру, и, когда карты были брошены на стол, выяснилось, что он проиграл. На его месте мог бы оказаться и я.

— Когда мы заберем золото, я отдам часть твоей жене. Она хорошая женщина, — сказал я ему.

— Пожалуйста, сделай это, — ответил он.

Петигрю умер, потом я вернусь сюда и похороню его там, где он лежит.

Я возвратился к костру, мои друзья сидели вокруг него и ждали меня. Здесь же был и Флэган — он приехал из Шалако на лошади мышиной масти.

— Тебе придется позабыть о Хиппо Суоне, — сказал Оррин. — Он приехал в Шалако, чтобы убить тебя, но Флэган сказал ему, что ты не единственный Сэкетт на земле, и они сразились.

— Извини, Телль, — произнес Флэган, — он хотел убить тебя, а мне не понравилось это его намерение. Он хороший боец, но шкура у него слишком тонкая, и ему пришлось убраться восвояси, чтобы зализать раны.

— А еще мы нашли золото, — добавил Оррин. — Вспомни, отец написал, что я всегда хотел собрать все сливки. Он упомянул о расстоянии до нашего старого колодца и о том, как мама всегда бранила меня. Ну вот, я и задумался, что бы это могло означать. Меня натолкнуло на разгадку слово «сливки». Помнишь, как мы использовали колодец, чтобы сохранить молоко? Когда я был мальчишкой, я часто приходил туда и съедал с него сливки. Мама вечно меня ругала. Так вот, отец спрятал золото в месте, очень похожем на колодец, — в отверстии в скале, и примерно на том же расстоянии, что и наш старый колодец от дома.

Он закрыл отверстие обломком скалы и замазал его землей. Мы вытащили этот обломок и увидели золото. Его там хватит, чтобы купить землю и стадо, такое же, как у Тайрела, и еще останется.

Я сидел, не говоря ни слова, и все посмотрели на меня. Оррин спросил:

— Что с тобой случилось?

— Это был Нативити Петигрю, — ответил я. — И вовсе он не такой хромой, как притворялся. Отец догнал его — примерно в миле отсюда или чуть дальше. Отец полз за ним, и, когда он догнал Петигрю, они обменялись выстрелами. Отец ранил его, но сам был убит. Нативити похоронил его на склоне Ленточной горы.

— Спасибо ему за то, что он похоронил его, — сказал Оррин, и я согласился с ним.

— Мы сделаем для него то же самое, — сказал я. — Похороним его там, где он лежит. Помнишь, как любил говорить отец? «Не трогай дерьмо, пусть лежит, где лежит».

Нел Трелони встала:

— Пора домой, Телль. Ты идешь?

— Да, иду, — ответил я, и мы все двинулись к нашим лошадям.