Гора сокровищ - [64]

Много раз, еще мальчишкой, я ходил на охоту и усвоил: если не удастся неслышно подкрасться к животному, оно убежит, и наша семья останется без мяса. После того как отец пропал, я остался единственным кормильцем семьи — братья были еще слишком малы, чтобы охотиться.

Судя по тому, что сказал Андре, отец был здесь. Может быть, он и умер в этом месте. А ведь когда он пришел сюда, у него было с собой золото.

Что же стало с этим золотом?

Может быть, оно все еще лежит где-нибудь рядом, в укромном месте?

Я сел и внимательно осмотрелся. Допустим, мне надо спрятать золото, и довольно большое количество. Куда я его запрячу, где его будет трудно отыскать? Как бы я поступил на месте отца, зная, что предстоит сражение, но в то же время надеясь ускользнуть от преследования и спастись. А именно это я и собирался сделать с наступлением темноты.

Куда бы я его запрятал?

В одном углу уступа было ровное место, поросшее травой и частично защищенное от огня выступом скалистой стенки. В этой стене я заметил что-то вроде пещеры, в которой, хотя и с трудом, можно было бы спрятать двух лошадей. Вблизи нее лежало дерево, упавшее лет пять-шесть лет назад, ствол его почти полностью сгнил. Рядом лежало другое дерево, с ветвей которого еще не успели осыпаться иголки. Должно быть, оно упало в эту зиму. Когда отец был здесь — если он, конечно, был, — оба этих дерева стояли на своих местах.

Нужно обдумать и еще одну вещь. Отец прекрасно знал все знаки, которыми пользуются индейцы. Он научил нас, например, как метить тропу. Нужно положить один камень на другой — это означает, что здесь проходит тропа, а третий камень кладется рядом, в том направлении, куда пошел человек. Когда мы были маленькими, отец частенько ставил для нас такие знаки, чтобы мы учились находить его след. А иногда вместо камней он брал пучок травы и перевязывал его травинкой или втыкал в землю сломанную ветку, чтобы показать, в какую сторону он ушел.

Индейцы часто наклоняли живое дерево, чтобы отметить, куда они пошли. Часто люди удивляются, встретив в лесу дерево, растущее не вверх, а вбок, им не приходит в голову, что это знак, использовавшийся индейцами много лет назад.

Отец обучал нас всему, что знал сам. Помню, как-то раз он нашел в дремучем лесу небольшую полянку и убрал оттуда все листья, ветки, камни и прочее. Потом посыпал землю пылью и оставил в центре этого участка кусочек мяса и горсточку семян. Мы обложили эту приманку ветками и камнями и каждое утро прибегали посмотреть, кто из зверей приходил кормиться.

И вскоре мы научились определять, какому животному, птице или пресмыкающемуся принадлежат оставленные на земле следы.

Когда мы ходили с отцом в поход, он всегда показывал нам на чей-нибудь след, или на какое-нибудь дерево, или на груду камней и спрашивал, что, по нашему мнению, здесь произошло или происходит. Поразительно, как много можно узнать за короткое время.

Мы находили места, где животные сражались, спаривались и умирали. Мы узнавали, какие животные ведут активный образ жизни днем, а какие ночью, какие питаются мясом, а какие семенами.

И мы так хорошо изучили мир природы, что видели даже то, на что специально не смотрели. Мы «читали» лес и горы, словно открытую книгу, в ней не было для нас тайн. И мы научились понимать: как нет двух одинаковых людей, так нет и двух одинаковых деревьев, даже в пределах одного вида.

Ближе к вечеру я снова разжег костер, приготовил себе ужин и сварил кофе, а потом снова задумался, куда отец мог спрятать золото. Он был здесь двадцать лет назад, и это место могло выглядеть совсем по-другому. Самое старое из упавших деревьев тогда росло еще на своем месте, а другие, окружавшие меня, были совсем молодыми. Двадцать лет назад здесь могли стоять большие старые деревья, от которых теперь ничего не осталось.

Деревьям нелегко выжить в суровых условиях высокогорья, где дуют пронизывающие ветра, подолгу лежит снег, а зимой трещат лютые морозы. Дольше всех живет в этих условиях сосна остистая — ей не страшны ни ветра, ни морозы. Уступ, на котором я спрятался, большую часть года покрыт снегом, так что, когда отец был здесь, в местах, недоступных для лучей солнца, должно быть, еще лежал снег. Чтобы понять, как действовал отец, надо попытаться представить себе, как выглядел уступ в то время.

Там, где я сидел, несомненно, еще лежал снег. Снег не растаял и в этой пещере, и вдоль скалистой стены — туда не проникают солнечные лучи. Возможно, отец сделал на одном из деревьев зарубку, но оно, скорее всего, упало. Может быть, вот на этом самом дереве, которое лежит у моих ног, а может быть, то дерево срубили на дрова и сожгли или оно упало с обрыва. Внизу, у подножия утеса, много упавших деревьев.

Отец уважал нас и наше знание природы, и, если бы у него была такая возможность, он оставил бы нам специальный знак, указывающий, где он спрятал золото, или знак, по которому мы могли бы догадаться, что с ним произошло.

Перестал ли отец вести записи, после того как его дневник украли? Или он продолжал делать пометки? Последнее показалось мне более вероятным.

Как жаль, что со мной не было Оррина. У него цепкий ум, а профессия адвоката научила его распутывать всяческие хитросплетения, на которые идут люди, чтобы обойти закон. Тайрел тоже бы мне очень помог, поскольку, ничего не принимая на веру, он обладал здоровой долей подозрительности. Он хорошо относился к людям, но не ждал от них ничего особенного. И если бы его лучший друг предал его, он бы не удивился — людям свойствен эгоизм, и все мы иногда проявляем слабость. Но при всем том он знал, что все мы способны на благородство, мужество и самопожертвование. Короче говоря, все мы люди, все мы человеки.