Гонзаго - [36]

— Да что же я, дурак, делаю-то. Совсем крыша поехала. Ведь это же ключи от моей квартиры! Как же ими можно сейф-то рабочий открыть? Ну и кретин, ну и тюфяк безмозглый! Не иначе, как от Сатанюка слабоумием заразился.

Он снова сунул руку обратно в карман, выудил оттуда, наконец-то, нужный ключик, быстро вставил его, повернул на два оборота и, открыв дверку сейфа, увидел то, что и хотел.

— Да вот же она, драгоценная наша, куда же ей подеваться-то, — осклабился радостно Веремеев, хватая руками знакомую деревянную шкатулку. — А ты, чудак, говоришь, как бабка с котом… У меня ведь совсем другие виды и планы на нее, дорогой… Нет, не могет такого быть, уважаемый Михал Наумыч! Однозначно.

Он тут же открыл крышку коробки, но… вместо драгоценной камеи со знакомыми профилями царственных молодых особ с ужасом для себя увидел сплошную темную шевелящуюся массу то ли каких-то жуков, то ли тараканов, то ли еще каких-то противных мокриц и сороконожек. Еще мгновения Веремеев оцепенело удерживал коробку в руках, не в силах поверить в то, что предстало перед его глазами, пока какая-то многоногая усатая тварь не выползла из коробки прямо ему на руку, а за ней полезли и остальные. Лицо подполковника свело судорогой омерзения и ужаса, и он резко отбросил коробку от себя прямо на пол, отчего она, ударившись, разбилась и живая шевелящаяся масса, вывалившись, стала расползаться прямо у него под ногами. Веремеев тут же отпрыгнул в сторону и, брезгливо морщась, принялся отчаянно стряхивать мерзких тварей с рук, а затем давить их ногами.

— А-а-а… — заскулил он, чуть не плача, — теперь-то уж точно все пропало! Сволочи, гады, паразиты, твари вы безмозглые, поганые… нате же… нате… Ах-ах-ах-ах-ах!

Комната наполнилась хрустом раздавливаемых насекомых и резким противным запахом от их останков, а в телефонной трубке в то же самое время запели прерывистые и нудные гудки. Это Михаил Наумович Равиковский обреченно повесил трубку своего новенького японского аппарата. Да и ради чего теперь прижимать ее к уху и вслушиваться с напряжением, когда все понятно и так! Он отлично уловил последние звуки, дошедшие до него через телефон от Веремеева, хотя уже интуитивно понял заранее, в процессе их самых последних разговоров, что этой прекрасной камеи ему вовек не видать. Последнее, что он услышал, это были сдавленные и визгливые выкрики подполковника, что все пропало, последовавшие за этим жуткие завывания и какой-то непонятный скрежет и шум. У Равиковского от этого последние волосы на голове чуть не зашевелились. Еще теплившаяся до этого слабая надежда в нем окончательно умерла. Больше было не о чем говорить. Красивый заманчивый домик с бассейном и утопающей в зелени и цветах оранжереей, не успев материализоваться, внезапно сгорел. Конечно, не натурально, а в желаниях и мечтах. Это надо было еще пережить. Как правило, такие потрясения бесследно не проходят. Вот поэтому, повесив трубку, он тут же вытащил из телефонной розетки вилку и от охватившей его слабости буквально свалился в пухлые объятья черного кожаного дивана.

Равиковскому хотелось забыться и избавиться от ощущения непоправимости, которое принесла эта теплая майская ночь, чтобы с приходом света и солнца все вернулось на круги своя. Ведь не зря же с самого детства ему твердили, что утро вечера мудренее. А ночи уж и того подавно.

Он с надеждой взглянул на волнистые занавески окна, за которыми нарождавшееся утро медленно и робко начинало прогонять коварную ночь.

Но надо прямо заявить, что ожиданиям Михаила Наумовича не суждено было сбыться и принести облегчения. А, можно сказать, что даже совсем и наоборот. Только он стал понемногу забываться, как внезапно запиликал его мобильный телефон. Ругаясь про себя последними словами, он почти с ненавистью взял трубку и по определителю номера понял, что звонил его родной сын Семен.

«Боже мой! Неужели по пьянке опять в какую-нибудь дурацкую историю вляпался, кретин? — подумал он раздраженно. — Ну не в меня парень совсем уродился, не в меня. Не в деда и даже не в отца. Что-то, похоже, напорчено было в крови и даже очень прилично. Скорее всего, у Амалии кто-то в родне был таким разгульным и развратным. Может, кто с цыганами снюхался втихаря? Видали, одной девчонки ему мало, так чуть не каждый день новую подавай. Нет, надо будет при случае крепенько в родословной покопаться. Одним словом, получился какой-то легкомысленный растратчик и потребитель, да и только. Шляется с телками по разным кабакам, паразит. Только и знает, что деньги отцовские проматывает, вместо того чтобы их копить, лелеять и преумножать. Ну и наследничка бог послал! Нет, не видно в нем надежного национального стержня. Надо бы его в Израиль на время к брату Иосифу отправить на перевоспитание. Там климат совсем другой, более жесткий и суровый. А так, чувствую, толку не будет никакого».

Но по голосу было ясно, что на этот раз Сема был более-менее трезвым. Меля какую-то чепуху про несметное количество кошек, собравшихся у его гаража, Сема пожаловался, что боится один на улицу выходить, и требовал, чтобы отец поскорее приехал за ним на автомашине. Равиковский, назвав про себя сына полоумным идиотом, сначала подумал, что у Семы от праздного образа жизни поехала крыша, и задал ему несложный контрольный вопрос: знает ли он, какое сейчас время суток и сколько вообще времени на часах. Оказалось, что Сема в курсе. Озадаченный таким ответом, Михаил Наумович понял, что без поездки здесь уж никак не обойтись. Ну, не милицию же против котов вызывать! Не ровен час еще и того…