Гонг торговца фарфором - [93]

Марианна спит, Марианна просыпается. Завтра к ней придет фрау Хольц, тогда она должна будет кашлять и поднимать руку. Она пробует кашлянуть сейчас, не издает ни звука, но даже одно только беззвучное движение способно, кажется, разорвать грудную клетку.

— Сестра Траута, я думаю, если я начну двигаться, разойдутся швы.

У сестры Трауты широкие бедра, она небольшого роста и полна доброты.

— Что ты, дитя мое, рана зашита кетгутом, ничего не может случиться.

Кетгут! Ханна Шмидт, контролер по качеству, так же надежна, как и в школьные годы. Она не пропустит ни одной плохой нити. Когда-нибудь она обязательно навестит Ханну Шмидт в Клингентале, там, вероятно, красиво. И тогда она скажет:

— Знаешь ли ты, Ханна, твой кетгут…

Марианна пытается хотя бы поднять руку. Правой она берет левую больную руку и осторожно кладет ее на себя. Внутри все ноет, болит, горит огнем. Пот струится по ее лицу и, остывая, вызывает ощущение зуда. Усилие, потребовавшееся для того, чтобы его вытереть, отнимает последние силы. На глазах рука наталкивается на очки. Почему? Может быть, у нее повреждено зрение?

Марианна спит. У нее болят глаза. Ей должны сделать операцию на глазах, она слепнет. У нее шрамы на лице. Катрин больше не узнает мать, она не может видеть Катрин.

Марианна пробуждается. Сосуд с кровью почти пуст. Еще интенсивнее стали боли, еще мучительнее жажда. Это был лишь сон, но она проводит рукой по лицу. Если сон повторится, она хочет запомнить, что рука ощутила, гладкую кожу.

У Марианны всегда был прекрасный цвет лица. «Тоже признак митрального стеноза», — сказал врач. Не выглядит ли она бледной и безобразной теперь, когда у нее нет стеноза?

— Сестра, могу я попросить зеркало?

— Зеркало?

Сестра Траута выполняет просьбу Марианны и говорит:

— Это очень правильно, надо быстрее возвращаться к нормальной жизни.

После того как сестра закрыла за собой дверь, Марианна с трудом подносит к лицу маленькое круглое карманное зеркальце. Беспрерывная жажда, боли при малейшем движении, при каждом вздохе, помутненное сознание от уколов и лекарств — все равно она должна знать, как она выглядит.

Белая, почти такая же белая, как Биргит, на носу очки, но без стекол, на них держатся трубочки, подводящие кислород, — страшно выглядит она, стара и безобразна.

Напряжение было слишком велико, Марианна хочет положить зеркальце на ночной столик, оно падает и откатывается в сторону.

Спать, только спать.

— Ну проснитесь же.

У кровати стоит рыжеволосая сестра. Она очень красива, и уже видно, что ждет ребенка.

— Ну, давайте же, давайте! — Сестра замечает лежащее на полу зеркальце и раздраженно говорит: — В этой палате только и делай, что постоянно нагибайся! — Выходя, она бормочет: — Какое все-таки кокетство!

Теперь Марианна больше не может выносить боль и сдерживать стоны. Слезы градом льются из глаз, если, она зарыдает, все внутри разорвется, ее тошнит, вот-вот вырвет, она задыхается, она очень больна и очень одинока, и именно эта сестра беременна… Была бы здесь мать. Позывы к рвоте, боли, недостаток воздуха, она должна позвонить. Но если снова войдет эта сестра — все разорвется, даже кетгут Ханны не сможет здесь помочь, она умрет.

Открывается дверь, сестра Траута — слава богу, сестра Траута. Она уже у кровати:

— Глубоко дышать, дышать глубоко и спокойно, так, хорошо, вдох-выдох-вдох-выдох. Отлично — глубже, еще глубже, вдох-выдох. Но вы очень неудобно лежите, дорогая, погодите минутку, мы поправим подушки. Вот так лучше. Когда я сегодня шла сюда, я видела в пекарне первые рождественские коврижки. Ну, к рождеству вы будете уже дома, станете подниматься по лестнице сразу через две ступеньки — не забывайте о дыхании.

— Сестра, останьтесь, сестра, мне очень больно.

— Да, больно, но уже недолго, с каждым днем будет лучше. — Сестра пахнет крахмалом и снегом, от нее веет чистотой и теплом. — У меня есть для вас кое-что приятное. — Сестра опускает руку в карман фартука: — Телеграмма — прочесть ее вам?

Марианна качает головой:

— Хочу сама…

— Очень хорошо. — Сестра улыбается и покидает палату.

Марианна вскрывает телеграмму, она из дому. Буквы расплываются. Она опускает листок, закрывает глаза, отдыхает и делает новую попытку. Неудача. От напряжения ей становится плохо. В третий раз. Наконец она различает отдельные слова. Еще одна передышка.

«Поздравляем перенесенной операцией, будь мужественной и бодрой, все думают о тебе. Мама».

У Марианны текут по лицу слезы. Будь мужественной и бодрой.

Сестра Траута возвращается еще раз. Марианна спит, телеграмма крепко зажата в ее руке.

Пробуждение на следующее утро мучительно, боли подчиняют себе сознание еще до того, как Марианна открывает глаза. Все внутри склеено, покрылось твердой коркой, при каждом вдохе обжигает, разрывает и колет в груди. Малейшее движение требует мужества. Во время обхода профессора у нее не возникает желания открыть глаза, и он вынужден дважды просить ее об этом. Сегодня он не улыбается, серьезно смотрит на нее и говорит:

— Мы свое дело сделали, теперь делайте вы свое. Без вашего активного сотрудничества вы не выздоровеете. Дышите энергично, кашляйте, и главное — не спать так много.