Гонг торговца фарфором - [87]

Ей было бы легче, если бы он это заметил и поддержал ее. Он же принимал как нечто совершенно естественное все те огромные усилия, которые она прилагала, чтобы казаться здоровой. Если иногда она теряла самообладание, он замечал это и считал, что она преувеличивает свои страдания. Возможно, он был бы к ней более предупредителен, если бы ее болезнь сопровождалась обмороками или припадками и тем самым была более зримой для окружающих. К внешним проявлениям ее недуга — торопливому, поверхностному дыханию он привык, с ее быстрой утомляемостью он теперь считался, хотя и не всегда мог скрыть свое раздражение.

Так как он полагал, что она просто не хочет держать себя в руках, она редко просила его о помощи. Раньше она всегда сама топила по утрам печи — ведь его работа важнее и он больше занят. Когда ящики для углей пустели, она приносила наверх два полных ведра брикетов. Если Карл был дома, он помогал ей. Потом ей стало еще труднее таскать ведра наверх, однако он далеко не всегда заботился о том, чтобы в ящике постоянно был уголь.

Марианна считала мелочным обижаться из-за этого. Она внушала себе: он просто рассеян. И все же однажды ночью после одного такого дня она поняла: прошлое для нее миновало. Огонь не хотел разгораться, она стояла перед печкой на коленях и раздувала тлеющие угли. Позади в кресле сидел Карл с газетой у самого лица. В этом не было ничего предосудительного, перед уроком ему надо было ознакомиться с важнейшими событиями дня, она же пенсионер и у нее много свободного времени. Внезапно он рассмеялся над каким-то веселым рисунком или удачной остротой. Если бы он к ней обернулся, чтобы обратить ее внимание на это место в газете, и, заметив, как ей трудно растопить печь, пришел на помощь, возможно, все получилось бы по-другому. Но он продолжал смеяться, в то время как она, задыхаясь, с грязными руками стояла на коленях перед печкой. В это мгновение все унижения, которым он ее подвергал, как бы слились воедино. Их не могла укрыть и темнота ночи.

— Ну что, мои хорошие, — говорит Зуза Хольц и закрывает за собой дверь. — Кажется, у вас плохое настроение. Наверное, профессор давно не пожимал вам руки. Теперь займемся как следует дыхательной гимнастикой.

Начинает она с Марианны.

— Если вы и после операции будете так же стараться дышать, битва выиграна, — говорит фрау Хольц. — После операции вам хочется дышать как можно более поверхностно, вдыхать воздуха ровно столько, сколько необходимо для жизни. Дело в том, что у вас на левой стороне грудной стенки будет дренаж, причиняющий боль при движении. Поэтому вы будете пытаться не очень нагружать левую сторону, включая и легкое. Но если легкое плохо дышит, то легочная ткань, получающая недостаточное количество кислорода, становится питательной средой для бактерий. При этом нарушается кровообращение в легком и могут образоваться застои, а это опасно. Как видите, выздоровление в ваших руках — глубоко дышать и не слишком много спать, понятно?

Марианна кивает — насчет дренажной трубки лучше бы ей не знать.

— И еще вот что. Старайтесь потом двигать левой рукой, пытайтесь ее поднимать, даже если свежая рана между ребрами причиняет боль. Когда операция проводится через боковой разрез, она затрагивает и руку, поэтому после операции больной стремится как можно бережнее с ней обращаться. Но если вы совсем не будете шевелить рукой, мускулатура станет слабой, рука может остаться онемевшей или левое плечо окажется ниже правого.

— Какого размера будет моя рана?

— Длиной около двадцати сантиметров. У женщин хирург делает разрез под грудью, поэтому впоследствии шов почти незаметен.

— Очень мило со стороны врача, — говорит Марианна и думает: нужно ли мне знать все это?

Зуза Хольц задает несколько вопросов личного характера. Марианна сама не знает, как это получается, она вдруг рассказывает о Катрин, родителях, Дитере и школе. Фрау Хольц слушает так, словно другие больные ее не ждут.

— Вы подойдете ко мне сразу после операции? — спрашивает Марианна, когда фрау Хольц переходит от нее к Кристе.

— Конечно, после операции вы будете у меня на первом плане.

С Хильдой Вайдлих фрау Хольц разговаривает строже:

— Надо дышать, понимаете, дышать, даже Биргит делает это лучше, сделайте усилие, фрау Вайдлих, не будьте столь немощны.

— Зуза Хольц мне очень нравится, — говорит Марианна.

— Она значит здесь не меньше профессора, ты еще почувствуешь это на себе, — отвечает Криста.

Когда больницу только оборудовали, в отделении сердечной хирургии не было лечебной физкультуры. Работа в новой, не освоенной еще области заинтересовала Зузу Хольц, которая до того занималась с парализованными детьми.

Первая беседа с профессором Людвигом вселила в нее страх. Он сказал ей: «Работая здесь, вы будете отвечать за каждое воспаление легких. Ибо, если вы научите больных правильно дышать и кашлять, воспалений не будет».

Воспалений легких было много, и Зуза ходила растерянная, с покрасневшим от стыда лицом. Причиной заболеваний, наверное, была ее плохая работа с больными, но кто мог ей объяснить, что именно она делала неправильно?

Профессор указывал ей на недостатки: «Вы только суетитесь вокруг больных. Будьте более суровой, не позволяйте больным так много спать после операции. Не сама операция является причиной большой утомляемости, а наркоз и поверхностное дыхание. Будите больных, орите на них, если хотите, это не так вредно, как сон или поверхностное дыхание, в результате которого уменьшается приток кислорода и тем самым еще больше усиливается усталость».