Гонцы весны - [21]

— Конечно, — подтвердила графиня. — Спрашивается только, как мы сможем помешать ему. Эдмунд вскоре станет совершеннолетним и сможет сам распоряжаться своей судьбой.

— До сих пор он всегда подчинялся твоей воле. Тебя он любит больше всех.

— До сих пор! — с горечью произнесла графиня. — Теперь, кроме своей матери, он любит еще одну женщину. Надо еще доказать, по-прежнему ли он ко мне относится?

— Оставь свою материнскую щепетильность, Констанция! — возразил брат. — Во всем виновата она одна. Ты всегда любила сына с такой исключительной ревностью, что для тебя была недопустима даже мысль о его женитьбе. Только поэтому ты отклонила мое предложение о приличном браке, которое я делал тебе в прошлом году и который тогда легко было осуществить. Ты видишь, что из этого вышло. Но теперь нам надо выяснить положение дел. Этот Рюстов очень богат?

— По крайней мере, считается таким во всей округе.

— В городе также! Он только недавно внес колоссальные средства в одно из наших промышленных предприятий. Кроме того, его признают все как очень компетентного в своем деле; даже в министерстве ценят его мнение по сельскохозяйственным вопросам. К этому еще надо прибавить его родство с семейством Эттерсбергов, которое, несмотря на все, — несомненный факт. Поэтому на этот брак нельзя смотреть как на мезальянс [1].

— Нет, и я думаю, что Эдмунд именно на это и рассчитывает.

— Он рассчитывает только на твою безграничную любовь к нему, от которой надеется добиться всего и добился бы, если бы я не вмешался. Но ты обязана выступить от имени и в память твоего супруга, который никогда не допустил бы такого брака. Вспомни, как он резко осуждал тогда брак своей двоюродной сестры с этим Рюстовым! Ты непременно должна действовать в таком же духе.

— Да я так и поступала, — сказала графиня, — но если Эдмунд не хочет слышать…

— Тогда ты, все равно каким путем, должна суметь заставить его слушаться тебя. Мещанский побег не должен больше появляться на родословном древе Эттерсбергов, довольно одного раза.

Барон Гейдек говорил медленно, с ударением, и графиня побледнела под его почти угрожающим взглядом.

— Арман, что это такое? Я…

— Я говорил о женитьбе Рюстова на двоюродной сестре твоего мужа, — холодно перебил ее брат, — и, думаю, это напоминание было необходимо, чтобы предупредить тебя, что ты не должна быть слаба. Раньше ты не могла жаловаться на недостаток энергии, по отношению же к своему Эдмунду ты была всегда слишком нежной матерью.

— Может быть! — с едкой горечью промолвила графиня. — Он был единственным, кого я смела любить, с тех пор как ты вынудил меня выйти замуж за графа.

— Тебя вынудил не я, а обстоятельства. Я думаю, в молодости ты достаточно натерпелась от бедности и лишений, чтобы благословлять руку брата, вырвавшую тебя из нищеты и вознесшую на вершину достатка.

— Благословлять? — тихо, прерывающимся голосом повторила графиня. — Нет, Арман, я никогда не делала этого.

Барон нахмурил лоб.

— Тогда я действовал по долгу и совести. Отцу надо было обеспечить последнюю радость жизни, матери — беззаботную старость, тебе самой — блестящее, завидное положение. Если я заставил тебя, насильно оторвал от детской страсти, так это делалось с твердым убеждением, что для графини Эттерсберг прошлое не будет существовать. Я никоим образом не мог предвидеть, что эта ноша будет для моей сестры слишком тяжелой.

Последние слова заставили графиню вздрогнуть и отвернуться.

— Оставь эти воспоминания, Арман! Я не могу их выносить.

— Ты права — ответил Гейдек. — Оставим в покое прошлое; здесь речь идет о настоящем. Эдмунд не должен делать эту мальчишескую глупость. Я мимоходом поговорил с ним по дороге со станции, когда мы ехали сюда. Я нарочно избегал говорить подробнее, прежде чем не узнал всего от тебя. Но у меня сложилось такое впечатление, что здесь вовсе нет той глубокой и серьезной страсти, которая ниспровергает все на своем пути, чтобы добиться цели. Об этом нет и речи. Он просто влюблен в молодую и, как он говорит, прекрасную девушку и готов сегодня же жениться. Но мы позаботимся, чтобы этого не случилось. Против таких нелепых затей у нас еще имеется достаточно средств.

— Я также надеюсь на это, — промолвила графиня, явно принуждавшая себя говорить спокойно. — Поэтому-то я и просила тебя приехать. Ты опекун.

Гейдек покачал головой.

— Мое опекунство все время было только формальным, а через несколько месяцев оно и совсем закончится. Ему-то едва ли Эдмунд подчинится, но тебе он подчинится наверняка, потому что привык, чтобы ты им руководила. Поставь ему условие — или ты, или его избранница; пригрози, что уедешь из Эттерсберга, если он приведет сюда свою невесту! Он всей душой привязан к тебе и не захочет потерять свою мать.

— Да, этого он не захочет, — убежденно подтвердила графиня. — В его любви я еще уверена.

— Можешь быть уверена и впредь, если сумеешь использовать свою власть над ним, а я не сомневаюсь, что это случится именно так. Ты ведь знаешь, Констанция, что семейные традиции по отношению к твоему сыну во что бы то ни стало должны быть соблюдены, особенно по отношению к твоему сыну! Обдумай это!