Гончая свора - [10]

С нажимным скрипом, мозолистая рука отворила продолговатый металлический шкафчик слева от стола и извлекла из него массивный автоматический дробовик. Штатное оружие полагалось в соответствии с регламентом, но разрешалось хранить, при надлежащих условиях, что-то и из личных запасов. При вступлении в должность Аттвуд сразу же воспользовался возможностью и теперь мысленно хвалил себя тогдашнего за столь разумное и дальновидное решение. Едва не забыв, он прихватил и свой дорогой портмоне из верхнего ящика стола. Его тут нельзя без присмотра оставлять, мало ли.

Аттвуд вышел, закрыв, как и положено, за собой дверь. Закурил. Поднял пару раз дробовик на руках – потряс его, будто прикидывая сколько тот может весить. Вздохнул, покачал головой, крепко выругался. Метким щелчком прожжённого дартсмена метнул выкуренную наполовину сигарету в урну и свернул налево.

***

Встав на пороге он замер. Не подобное ожидал он узреть, совсем не так он себе всё представлял, но, тем не менее, решился пройти вглубь прихожей. Первыми его встретили запахи: из ванной несло банками с ароматными маслами.

Для начала оценил общий вид: стерильно. Это первая мысль которая пришла в голову, она же полностью отражала суть увиденного. Аккуратно уложенные книги привалились на сборных полках; семейные фотографии, стоящие в ряд над плоским телевизором, образовывали последовательную диораму; безвкусные обои под расписное дерево и не менее безвкусная люстра, выполненная в форме кленовых листьев, пестрели неуместными цветовыми мотивами, отягощая хрупкие гипсокартонные перекрытия. Полусинтетический раздвижной диван, занимавший половину от общего пространства, запирал в углу квадратную тумбочку-столик с чахлыми фиалками.

Типичный коттедж в типичном послевоенном стиле: максимум экономии и без того броских материалов при желании создать явно комичную видимость солидности, подобающей потомственному аристократу в шестнадцатом поколении.

Он сделал несколько шагов вглубь комнаты, которая, по-видимому, служила залом, и перчатка мягко коснулась двери в детскую, располагавшуюся справа, не доходя до лестницы на второй этаж. Огромный плюшевый медведь, чуть меньше метра в высоту, угрюмо взирал на входящих глазками-пуговицами из тёмного угла комнаты. Приставленная у стола кровать была бережно заправлена. Игрушки и детский коммуникатор, уложенные строго симметрично, лежали на одной из настенных полок.

Он прищурился, уверенно сделал шаг через порог, но тут же возвратил ногу на прежнее место. Получше присмотрелся. Нет, не показалось. Он понадеялся, что не прав, что на самом деле логичные догадки разума нагло лгут.

Через несколько секунд он показался на входе в длинный коридор второго этажа, направил луч фонаря к стене и внимательно заводил им по стенам, разглядывая каждую деталь помещения.

Следующая комната типажом походила на кабинетную. Она была обставлена на порядок лучше, нежели то, что он видел на первом этаже: новенький диван ютился в правом углу, а раздвижная двухуровневая кровать, выполненная на манер военных, стояла перед компьютерным столом и так и манила в свои объятия. Царил идеальный порядок. Человек приблизился к одному из настенных светильников и коснулся изолирующего контура для провода. В следующую секунду, достав нож, отковырял им закрывающую провод плашку. Скрипнул нижней челюстью и завернул обратно. Уверенными шагами спустился на первый этаж и откинул половицу посреди ведущей к лестнице комнаты. После – очень искренне выругался, самым грязным ругательством на которое был в тот момент способен.

Всё не настоящее. От забора и до фундамента этого треклятого дома.

Первое ощущение являлось, как всегда, самым верным – стерильность. Абсолютная. В комнатах отсутствовал и намёк на пыль. Даже поверхностную, даже там где она не могла не быть. Провода находящиеся в изолирующих коробах не питали местные осветительные приборы, ведь они попросту небыли подсоединены ни к одному из них. И конечно же – идеальный порядок, царивший во всех без исключения комнатах, довершал общую картину. Поддержание подобного порядка было иррационально и бессмысленно. Окружающие вещи не источали жизни – лишь эстетическую смерть.

– А свет? – раздалось само собой вслух.

У него не было ответа на вопрос о том, зачем кому-то освещать нежилое помещение. Это порождало самые разнообразные мысли и не оговаривалось в плане.

"Подставили. Бежать, скорее скрыться".

Осторожно обходя все предметы декора и, рефлекторно, закрыв дверь в детскую, человек прервал движение, отдёрнув кисть. Чуть выше крепления ручки виднелся истёртый, едва виднеющийся номер. "22". Вор вновь заподозрил неладное и подбежал к противоположной дверце, которая вела в уборную. "21". Так как он и понял: этот маркер ориентировки комнат указывал на то, что он искал не там, где искать действительно следовало.

Ощутив тепловой прилив, он обернулся на выход.

– Саллерс, чтоб ты сдох… – только и успевает слететь с его языка, когда рыжим светом затапливает помещение и воздух мгновенно наполняется запахом прогорклой гари.

Черепица ближайших крыш в мгновение запылала настолько ярко, что легко было спутать источник с закатным солнцем в безоблачный день. Ударная волна повыносила окна, ураганом закружила стекло, раздробила люстру, изорвала фотографии, оборвала края обоев и начисто ликвидировала богопротивную чистоту. Он не успел отреагировать, не успел даже ухватиться за что-либо. Дом колыхнула вибрация и тот вместе с фундаментом резко просел вниз по направлению ворот. Мгновение спустя фундамент надломился, дом стал крениться в образовавшуюся воронку горящей земли.