Гончая. Гончая против Гончей - [9]

Вы проявили любезность и выслушали меня; в отличие от вашего юного коллеги вы понимаете, что я задаю вопросы не вам, а самому себе. Гражданин Карапетров проявлял излишнюю нервозность, он говорил со мной на языке фактов, но факты лишь описывают наше поведение, они — материальное воплощение чего-то наиболее существенного и ценностного, воплощение душевных терзаний и духовных устремлений. Сейчас я постараюсь быть точным, попытаюсь вспомнить, когда в первый раз встретился с Пранге и когда впервые без зазрения совести принял от него взятку. Взятка эта представляла собой две жалкие бутылки «Балантайна» и блок моих любимых сигарет «Мальборо». Думаю, что это случилось в сентябре семьдесят девятого года, в Софии, в ресторане парк-отеля «Москва». Стоял мрачный, дождливый день, тогда я был все еще честным и все еще жалким человеком!

(9)

У меня от волнения пересохло в горле, не могли бы вы мне налить стакан воды, я хочу принять рудотель. Извините, что мне пришлось вас побеспокоить. Всего несколько месяцев назад я не имел привычки пить воду, я был обязан потчевать себя экзотическими, фирменными напитками. Несвобода возвращает вкус к простым вещам. Я признателен вам, гражданин Евтимов, вода действительно холодная.

Когда меня выводили из камеры, я ликовал. Я ожидал встречи с вами, мое нетерпение было болезненным; более того, вы не вспоминали обо мне в течение двух бесконечных дней. Я пытался оправдать вас, гражданин следователь; понимаю, что вы человек занятой, вы ведете другое дело, и какой-то там счастливчик имеет возможность соприкоснуться с вашим спасительным и (пусть это слово не покажется высокопарным) великодушным молчанием. Я ненавидел этого типа: он отнимал вас у меня, я ревновал вас, как женщину. Я представлял себе карманника, начинающего наркомана, грабителя ларьков, продавщицу из Корекома[1], которые разлучали меня с вами, подминая мое собственное величие. Не верю, что я вам симпатичен, но вы, очевидно, хотите понять, что я за птица; я же в свою очередь мечтаю высказаться перед кем-нибудь, так что хотя бы на данный момент наши интересы совпадают. Вчера весь длинный день я пришивал пуговицу к своей тюремной куртке. Отрывал ее и снова пришивал с помощью спички (вы, наверное, тоже так делали в армии!). Нашел спасительное занятие, иначе можно было сойти с ума.

Из окошка моей камеры виден тюремный палисадник. Как вам нравится это словосочетание — тюремный палисадник? Разумеется, речь идет о самом обычном палисаднике с его будничным видом, с клумбами, распускающимися цветами, ненужными скамейками для отдыха, несколькими зелеными раскидистыми деревьями, птицами — таков жалкий клочок пейзажа, который бы должен вдохновлять наше свободолюбие. Но почему именно этот умиротворяющий пейзаж заставляет меня чувствовать себя униженным и несчастным? Тюремный палисадник звучит как «райские кущи»; следовательно, он нечто нереальное. В нем есть цветы и посыпанные песком дорожки, птицы с их веселым щебетом и выкрашенные в зеленый цвет скамейки, там есть надежда на отдых и на глоток чистого воздуха — и все равно это не палисадник, а просто самая представительная часть тюрьмы. Я отрывал пуговицу, «пришивал» ее и думал: вот во что мы хотим превратить человека! Мы мечтаем превратить его в «тюремный палисадник», в нечто красивое, благородное и вдохновенное, огороженное высокой неприступной стеной — несвободой. А если человек взбунтуется и попытается оказаться по ту сторону непреодолимой преграды — мещанской морали и всеобщего безразличия, — тогда мы его накажем и водворим в тюремную камеру! Так скажите, гражданин Евтимов, наказан я или только перемещен?

Но эти мысли не были причиной моей бессонницы, они не способствуют воображению, а просто являются пикантным соусом, которым я приправляю свое одиночество. Целых два дня я чувствовал себя забытым и несчастным. Но я готов вам простить, если сегодняшний допрос будет долгим. Не имею права распоряжаться вашим служебным временем, но верю в вашу человечность и прежде всего в ваш высокий профессионализм. Потому что вынести приговор какому-то Искренову — это для вас мелкая, ничего не значащая победа. Вы должны раскрыть и, если сможете, обвинить совершенный образ Искренова, его идеальное отражение в величественном зеркале жизни! Попытайтесь, гражданин Евтимов, уличить именно это — и тогда ваше удовлетворение будет полным, ваша прозорливость будет казаться гуманной, а я сочту предстоящий приговор справедливым.

Нам не разрешается держать в камере ножницы, поэтому я оторвал пуговицу зубами. Это доставило мне наслаждение, породило ощущение почти сизифова труда. Бессмысленно отрывать пуговицу и затем ее «пришивать» спичкой, но благодаря этой до тошноты однообразной операции человек доказывает себе, что он существует, что он все еще есть. А что, в сущности, в нашей жизни не бессмысленно?

Все это время, пока у меня была работа для рук, а также темы для размышлений, я старался понять самого себя, анализировал свои поступки и искал ответ на вопрос, который вас волновал два дня назад. С присущей вам наблюдательностью вы отметили один действительно странный факт. После моего ареста все мои близкие и знакомые мечтают отделаться от меня и, подобно римскому наместнику Понтию Пилату, хотят умыть руки. Предают меня и идиоты из «Лесоимпекса», и мои бездарные коллеги, говорит обо мне плохо даже моя жена, в душевной нечистоплотности которой я никогда не сомневался. Все они понимают, что моя карта бита. Уж коли меня обвиняют в совершенном преступлении, почему бы им не свалить на меня свою бездарность, безмятежное скудоумие и даже свою профессиональную немощность? Если доказано, что я виноват в чем-то, почему бы мне не быть виноватым во всем? Такова логика человеческого поведения (я, возможно, поступил бы точно так же).