Гончая. Гончая против Гончей - [15]

— Кто тебя сюда пустил, дядя? — спрашивает он меня по-свойски.

— Пятьдесят граммов виски, — отвечаю я спокойно, — и двойной кофе.

— Послушай, дядя, во-первых, мы работаем с десяти вечера, а во-вторых, на те деньги, которые ты просадишь здесь, в гастрономе напротив можешь себе купить две бутылки анисовой и пачку халвы. И почему бы тебе не пойти к своей молодухе, а?

— Насколько мне известно, — говорю я хладнокровно, — у меня нет племянников. К тому же, мой милый, я пришел к тебе по делу.

Моя рука медленно опускается во внутренний карман пиджака и нащупывает служебное удостоверение, но бармен останавливает меня жестом, словно боится, что я ему покажу что-то неподобающее. Теперь он смотрит на меня с обожанием, а его губы растягиваются в раболепно-льстивой улыбке.

— Извините… что вы хотели? Пятьдесят граммов виски и двойной кофе? Сию минуту, товарищ…

— Евтимов. Я вас извиняю, в сущности, вы проявили обо мне трогательную заботу.

Этот удалец может быть расторопным, когда того пожелает. Комбайн приветливо посвистывает, и ароматный запах кофе касается моих ноздрей. Потом бармен распечатывает бутылку «Балантайна», посматривает на меня с любовью и, явно не скупясь, наполняет бокал со льдом, так что напитка получается мало, зато он двойной. Демонстрируя передо мной свое мастерство, парень в то же время размышляет о чем-то своем, очевидно, у него также могут быть свои неприятности и проблемы. Он скромно закуривает «Мальборо», подносит и мне огонек, после чего весь обращается в слух, горя желанием услужить. Я достаю из другого кармана пиджака фотографию Павла Безинского, неторопливо вытираю ее ладонью и показываю издали бармену.

— Вам знаком этот человек?

Он напряженно всматривается в фотографию, раздумывает, потом с облегчением вздыхает: видно, догадался подлец, что я пришел не по его душу.

— Разумеется. Это Покер.

— Как часто он к вам наведывался?

— Видите ли… почти каждый вечер. Иногда даже дважды забегал в течение ночи.

— И чем можно объяснить его чрезмерное пристрастие к этому милому заведению?

— Он что, выкинул номер?

— Сейчас спрашиваю я. Чем занимался Покер?

Парень застенчиво улыбается, давая понять, что он не доносчик, но его уважение ко мне так велико, что он не смолчит. А я в это время спокойно потягиваю виски (мой зять называет этот золотистый напиток «шотландской ракией»).

— Контрабандой, валютой… — Голос у него вкрадчивый и звучит тихо, почти заговорщически. — Я уверен в этом, потому что несколько раз он пытался со мной расплатиться долларами. Думаю, он занимался и сводничеством с иностранцами. Он мужик фактурный, держится отлично, поэтому создается впечатление, что на него можно положиться. Именно вокруг таких и вьются юные шлюшки. Ведь кто-то должен их знакомить с иностранцами. А этим «кто-то» может быть человек представительный, способный внушить доверие. Мне кажется, он не имел с этого навара, его доходы шли из другого источника.

— В смысле?

— Просто через девиц он выходил на толстосумов. Богатые туристы недоверчивы, им нужно предложить то, что компрометирует тебя, и взамен потребовать то, что компрометирует их. У такой публики это называется «борьбой за доверие».

— Вы хороший психолог, — похвалил я его. — А вам известно, что Безинский скончался?

Бармен резко отпрянул, на его смуглом лице отразились недоверие и испуг. Было видно, что удивление его не наигранно.

— Когда? — спросил он, словно это имело какое-нибудь значение.

— Четыре месяца назад.

— Он потом действительно испарился в последнее время. Я был уверен, что его накрыла милиция, думал, он теперь на государственном иждивении… Извините меня, товарищ Евтимов.

Он запомнил мою фамилию — все же у барменов не такая дырявая память, как у психиатров. Чего только не усвоит человек моей профессии!

— Безинский покончил с собой. Он, как говорится, перебрал, а потом наглотался снотворного.

— Не может этого быть! — Нетерпеливым жестом бармен отмахнулся от официантки. — В принципе, Покер не пил, точнее, выпивал ради того, чтобы время убить. Часами мог сосать пятьдесят граммов «кампари». Он был профессионал, товарищ Евтимов, и имел голову на плечах. И потом, зачем ему принимать снотворное, если он не привык спать по ночам?

— Если человек решает покончить с собой, — заметил я назидательным тоном, — он подбирает средства не сообразно своим привычкам, а сообразно тому, насколько его страшит смерть.

— Ну да, только зачем ему было кончать с собой? У него были деньги, девочки, безделье и свобода… Не могу поверить. Мы никогда с ним не дружили. Я знал его очень поверхностно… по службе.

Бармен не лгал, но это не помешало ему прикинуться глубоко опечаленным. У меня в бокале остался один лед, и он попытался мне долить, но я остановил его руку. Очень дорого стоили бы мне тогда мои служебные обязанности!

— И последний вопрос. Замечали ли вы, что Безинский страдает меланхолией или что в последние месяцы он был необычайно задумчив?

— Покер никогда не страдал ни чрезмерной веселостью, ни меланхолией. Я вам сказал, что он здесь работал и был профессионалом.

— Следовательно, вы не верите, что Безинский был способен так жестоко подшутить над собой?