Гончаров приобретает популярность - [82]

Рюмки достал я сам и на ощупь определил, что внутренность граненая. Что мне это даст, я пока не знал, но теперь я мог вполне обоснованно предположить, что Мария Андреевна в подвал могла захаживать.

Здесь же, возле шкафчика, мы выпили по второй. Пряча в карман трофейную рюмку, я услышал под окнами подозрительный шорох и, решив, что мои приключения начинаются опять, вытащил газовый пистолет. Припавшее к стеклу искаженное лицо сначала меня испугало, а потом заставило зайтись нервным смешком. За нами зорко наблюдала подруга и соседка покойной, моя спасительница баба Люба.

– Заходи, баба Люба, – громко и приветливо позвал я старуху. – Да не бойся, здесь только мы с Трофимычем.

– Батюшки, а я-то уж перепугалась! – опасливо затараторила старушка. – Думала, опять тот черт под окнами шнырит. А вы-то что здесь делаете?

– Да вот, баба Люба, проезжал мимо, думаю, дай заеду, помяну Марию Андреевну, – привольно врал я. – А тут и Александр Трофимович. Присоединяйся к нам.

– Помянуть – дело нужное, – согласилась она. – Но почему здесь-то – да без света, впотьмах? Зашли бы ко мне.

– Так получилось. А кто тут у тебя под окнами шнырит, спать не дает?

– Да кто ж его знает? Впотьмах не видно, а на оклик не отозвался, как сквозь землю провалился. Тайные дела у нас творятся.

– Он под чьими окнами шнырил, под этими или под твоими?

– Неделю назад все здесь шастал, а позавчера и под моими объявился. Я проснулась оттого, что на меня кто-то через окно смотрит, поверите, лежу ни жива ни мертва. Ни слова сказать не могу, ни рукой пошевелить. Собралась с духом, окликнула, а он и исчез.

– А какой он из себя был, не помнишь?

– Страшный, но я плохо его разглядела, он к стеклу приплюснулся и фонариком по избе все водит да водит, будто высматривает что-то.

– Надо было участковому сказать.

– Так говорила, а он мне в ответ – пить надо, баба Люба, поменьше, а если пьешь, то получше закусывай. Однако пришел, посмотрел следы, но ничего не нашел. Вот такие у нас дела творятся. С тех самых пор все и началось. Наливай, что ли. Помянем Марию-то Андреевну, все она кому-то спать не дает.

– Посвети-ка мне, Трофимыч, я бабе Любе портрет покажу, может, в нем она узнает своего черта. Ну что, похож? – поднося поближе к свету личность Носача, спросил я.

– Да нет, этого-то я знаю, он ко мне днем приходил с гостинцами. Все про церковное серебро выспрашивал. Вот ведь люди, все неймется им.

– А ты уверена, что наведывался ночью не он? Подумай. Если прижать его морду к стеклу да расплющить нос, может, то самое и будет?

– Может, и так, да только в сомнении я. Тот вроде как пострашнее был.

– А этот, который приходил к тебе с гостинцами, как представился?

– Сказался Анатолием Васильевичем, собирателем для музея, а уж правда ли, про то не знаю. Все у меня иконку одну выпрашивал, обещал даже заплатить.

– Отдала иконку-то? – наливая ей поминальную, спросил я.

– Разбежался. Этих жучков я насмотрелась. Им оно для обогащения, а мне для души. Я хоть сама и неверующая, а лики божеские мне приятны.

С бабой Любой мы расстались в двенадцатом часу. Поскольку я был немного в подпитии, то решил часа два покемарить в машине, по-прежнему припаркованной у дома Крутько. Вежливо отказавшись от его приглашений, я залез в салон и призадумался, пытаясь найти причину слабого беспокойства, что вдруг начало тревожить меня. Оно возникло совсем недавно, и обследовать этот гнойник нужно было немедленно, пока еще свежа память. Прокручивая весь разговор и последние события, я довольно скоро нашел причину своего душевного дискомфорта. Он таился в участковом, к которому обращалась баба Люба по поводу своих ночных страхов и который в самом начале нашей истории назвал ее баба Люба Стешкина.

Что и говорить, Носач пошел куда дальше меня, выудил и эту рыбку. А что я, собственно, про нее знаю? Да ничего. И выпала она из обоймы подозреваемых только потому, что в прошлый раз выкопала меня из ямы. Надо будет как следует ее проутюжить, но это уже после того, как я найду таинственного Анатолия Васильевича. По моему глубокому убеждению, сегодня он владеет всей информацией, поскольку, в отличие от Гончарова, не разъезжал по островам, не глядел на голых девок, а целеустремленно занимался своим делом. А баба Люба Стешкина пока подождет, тем более что она им вычеркнута из списка. Осталась единственная фамилия – Лютовой. Да, загадка…

Незаметно уснув, продрых я до самого рассвета и только с первыми лучами солнца понесся домой, где меня с нетерпением поджидали два встревоженных сердца. Большое полковничье и маленькое сердце любимой жены.

После бурного восторга и упреков, вызванных моей задержкой, тесть затащил меня в кабинет и, сурово выговорив, представил свой отчет:

– Названный тобой телефон принадлежит гражданке Симоновой, проживающей по адресу Березовый бульвар, дом 20 и квартира 6, но вчера до самого позднего вечера по нему никто не отвечал.

– Спасибо, а что в отношении Светланы Сергеевны Лютовой?

– Тут дело обстоит несколько хуже. Она задержана за перевозку наркотиков в крупных размерах. Не знаю, какие у нее связи, но если таковых нет, то загреметь она может прилично, – на одном дыхании сообщил полковник и скорбно высморкался.