Гомункул - [67]

И он продемонстрировал Сент-Иву горошину — так, словно этот крохотный предмет являл собой целый восхитительный мирок, который им двоим предстояло тщательно исследовать.

— Биология никогда не была моей сильной стороной, — признал Сент-Ив, не выносивший гороха ни в каком виде.

Его собеседник отправил горошину в рот, где тут же и перемолол.

— Галлоны телесных жидкостей, — заметил он, — производятся, так сказать, за счет значительных расходов для организма. Сейчас эта самая горошина, превращенная в кашицу, уже готовится к выводу из системы десятой частью желудочно-кишечных соков…

Сент-Ив уставился в окно, не в силах больше смотреть в тарелку. Он попросту не мог выработать в себе достаточно энтузиазма, позволявшего поддержать беседу о телесных потребностях. Он ничего не имел против физиологии: некоторые из его лучших друзей были отличными специалистами в этой области знаний. Но рассуждения о жидкостях и отправлениях едва ли могли скрасить — не правда ли? — унылое застолье. К чему эти ненужные разговоры? Они подменяли собою дружеское пустословие, предшествовавшее обсуждению серьезных проблем, — по этой причине Сент-Ива и принимали в очередной раз в клубе «Бейсуотер», принадлежащем Королевской академии наук. «При всей глубине их высокоученой проницательности, — размышлял Сент-Ив, — членам клуба давно следовало бы осознать, что под видом телятины здесь подают ломти мяса старой дойной коровы или, того не легче, срез конины, обескровленной и обесцвеченной забойщиком при помощи химических реагентов».

Впрочем, похоже, здесь никто и не думал столоваться, кроме Сент-Ива и старика Парсонса, чей приятель лорд Келвин владел амбаром в Харрогейте, стоявшим рядом с его летней усадьбой, — тем самым амбаром, который после фиаско с кораблем пришельца остался без крыши. Согласно сведениям, полученным Хасбро, лорд также владел теперь двумя мертвыми коровами, которые имели несчастье забрести в амбар за считанные минуты до того, как на него рухнуло несостоявшееся космическое судно.

За все это Сент-Иву предстояло расплачиваться, что он и сам прекрасно понимал. Настроение у него было прескверное: сперва разгром корабля, потом бежавший с поезда Уиллис Пьюл. Какова же мера отчаяния, толкнувшего парня на столь безрассудный поступок? Вполне вероятно, он спрыгнул под откос навстречу гибели, однако сие предположение отнюдь не радовало. «Негодяям, — пришел к выводу Сент-Ив, — следует приуготовиться заранее к неизбежной расплате. Да только кончина их должна быть в равной мере и впечатляющей, и унизительной».

— Коренные зубы лошади способны за мгновения превратить даже самые неподобающие травы в усвояемую массу, — провозгласил его сотрапезник с полным ртом неподобающих продуктов питания со своей тарелки. — Надо заметить, у лошади, как и у человека, лишь один желудок, но у нее феноменально протяженный кишечник, приспособленный к перевариванию даже самого грубого фуража. Восхитительно интересный предмет пищеварение. Я изучал его всю жизнь. И замечу: мало найдется на свете столь же поучительного, как процессы питания рабочей лошади — причем не всякой породы, прошу учесть. Некоторые сорта сена выглядят предпочтительнее в силу их благотворного воздействия на кишечник.

Парсонс гордо взмахнул вилкой, подкрепляя свое утверждение, и одним смелым ударом наколол на нее рядок горошин.

Сент-Ив воспользовался повисшей паузой и, выхватив карманные часы, встревоженно выпучил глаза — словно только сейчас он смог постичь всю сокрушительность хода времени. Но, к сожалению, предпринятая им попытка ускорить приближение финала этой встречи утонула в лекции о бактериальных проявлениях в кишечных массах.

Парсонс ненадолго умолк лишь несколько минут спустя только для того, чтобы осушить гигантский бокал дистиллированной воды, очищающее воздействие каковой основано на свойстве «отсасывать яды», подобно хорошо отлаженной канализационной сети. Старик причмокнул губами над краешком бокала.

— Это жизненно важно! — веско обронил он.

Кивнув, Сент-Ив повторил манипуляцию с часами и изобразил прежнюю гримасу, призванную выразить изумление и тревогу. Однако его визави не так-то просто было сбить с толку. Сняв очки, он заставил свои глаза претерпеть удивительное и мгновенное уменьшение в размерах, а затем тщательно протер лицо салфеткой.

— Душновато здесь, не правда ли?

Сент-Ив кивнул, подбадривая старика. «Такие люди, — напомнил он себе, — нуждаются в воодушевлении. Приходится беспрерывно кивать им в знак согласия — пока не настает время кивнуть своим ботинкам, — и кивать далее, уже сходя по лестнице. Фанатик остается всецело удовлетворен столь полным согласием с его взглядами и отчасти удивляется тому, что его так быстро покинули». Впрочем, сейчас применить эту тактику не представлялось возможным.

— Итак, поговорим о докторе Бердлипе, — внезапно повысил голос Парсонс. — Вы были его другом.

Сент-Ив укрепил свой дух перед неизбежным разговором вроде того, что состоялся несколькими неделями раньше, в дождливый день его неожиданной встречи с Кракеном.

Будучи чрезвычайно заинтересована полетом доктора Бердлипа и его вкладом в дело развития технического прогресса, Королевская академия рассчитывала на помощь Сент-Ива в пролитии света на природу этого замечательного эксперимента. Разумеется, Бердлип не был тем подлинным гением, сумевшим создать воздушное судно на вечном двигателе, они это понимали. Он был чем-то вроде мистика — не так ли? — воображавшего себя философом. Более того, он был человеком, зацикленным на тайнах и загадках. Он даже опубликовал под собственным именем довольно странный трактат под заглавием «Миф о туманной лондонской ночи», за которым последовала статья с описанием конструкции окуляров, позволяющих видеть последовательные слои времени, подобные полупрозрачным дверям, открывающимся и затворяющимся по мере прохождения по коридору. Как же она называлась? «Время как последовательность полуприкрытых дверей»