Гомункул - [61]

Обратив внимание на стоявший на аквариуме ящик Кибла, Шилох поднялся и, прежде чем Нарбондо успел его остановить, подошел и взял вещицу в руки.

— Надо же, какая прелестная шкатулка!

Метнувшись к нему, горбун выхватил ящик. Старик скроил обиженную гримасу и с нарочитым недоумением развел пустые ладони. Набычившись, Нарбондо отвернулся от проповедника и бережно установил шкатулку на крышке пианино.

В ходе этой суеты с ящиком кучка костей и сползший с края стола обрывок савана чуть шевельнулись, и сопроводивший их оседание шорох стер ухмылку с лица Шилоха. Похоже, к нему вернулось понимание, что на столе лежит тело его матери. Нарбондо подкатил на чайном столике свой распылитель, раздраженно отодвинув старика с дороги. Затем вытянул из шкафа невысокую каталку. Вместе с Пьюлом они водрузили на нее принесенного мертвеца и рычагом подъемника выровняли с мраморной крышкой стола. Из деревянной лохани под большой банкой, полной желтой жидкости, доктор достал ко всему безразличного, хоть и живого еще карпа, и шлепнул его рядом с трупом. Нарбондо работал быстро и искусно, но брови его были насуплены, а по лбу каплями сочился пот: доктор отлично понимал, чем именно занимается, и относился к этому со всей серьезностью.

Пьюл молча стоял рядом, время от времени нехотя помогая Нарбондо, когда тот утробным рыком отдавал соответствующие распоряжения, а затем вновь погружаясь в бездействие, — то ли от недостатка понимания происходящего, то ли из-за нежелания плясать под чью-то дудку. Старик тем временем устроился у окна и тихонько попискивал там от возбуждения: разворачивавшийся у него на глазах эксперимент быстро стряхнул с него весь флер холодной отчужденности. Но внезапно Шилох ахнул и невольно схватился за грудь:

— Где?.. — вскричал он, тыча пальцем. — Ее руки… где ее руки? Небом клянусь, Нарбондо, если ты все испортил, если только…

— Помолчи, старик! — рявкнул Нарбондо, оборвав его на полуслове. — Где они? Где прекрасные руки леди Сауткотт? — горбун строго взглянул на Пьюла. Тот похлопал глазами, не понимая, потом обежал комнату ищущим взглядом, нагнулся под стол. Кракен молча трясся на своем табурете.

— Ах вы, грязные!.. — задыхался от гнева проповедник, не в силах подобрать достаточно дрянное словцо, чтобы выразить свое возмущение. — Да я вас… — начал он опять, но на сей раз его прервал донесшийся от камина яростный шорох; кусочек угля с каштан величиной вылетел из ведерка и прокатился по полу.

— Крыса! — шепнул Нарбондо, дотянувшись до кочерги у дальней стороны камина и занося ее над головой.

— Проклятье! — взвыл старик, разъяренный тем, что Нарбондо оставил его матушку без ухода и погнался за крысой. Тем временем горбун, прижав палец к губам, склонился над ведерком: шедший оттуда шорох уже превратился в дикий стук, и над ведерком поднялось облачко угольной пыли. Ведерко звякнуло, заваливаясь набок и узкой дорожкой рассыпая у камина золу; по ней наружу выехали почерневшие останки павлиньей курочки, чьи переломанные крылья яростно бились, а голова моталась из стороны в сторону. И тут же, словно аккомпанируя, пианино разразилось бессвязными звуками, будто кто-то наобум колотил по невидимым клавишам. Кракен перекрестился, а Шилох распахнул окно во двор и закинул ногу на подоконник, готовясь выпрыгнуть.

Нарбондо свирепо взмахнул кочергой, целясь в скачущий костяк курочки, но всадил ее в ножку пианино. Мертвая птица испуганно взмыла в воздух, огласив комнату тонким свистом из обглоданной шеи, на которой кое-где еще болтались куски запеченной кожицы, камнем из пращи влетела в стену над аквариумом, расцветив скучную желтоватую штукатурку живописным пятном угольной пыли и жира, вслед за чем с плеском пала в воду, медленно погрузилась на укрытое слоем гальки дно и, окинув присутствующих последним скорбным взглядом, завалилась набок.

Пианино тем временем бесчинствовало, а ящик на его крышке пританцовывал в такт безумной музыке. Ободренный кончиной павлинихи и уверенный, что должному объективному отношению вполне под силу разрешить таинство незримого пианиста, Нарбондо стремительно бросился к инструменту и сдвинул назад верхнюю доску. Подобрав кочергу, он воздел ее к потолку и уставился внутрь, но не обнаружил там ничего, кроме скачущих молоточков. Покосившись на Пьюла, который уже успел отступить в угол с притихшим там Кракеном, доктор тихонько потянул вверх крышку клавиатуры. Та оказалась заперта. Озадаченный Нарбондо нашарил ключ, отпер крышку и, подняв ее, вскрикнул от удивления: его глазам предстала жуткая сцена. По клавишам бесцельно барабанили кости растопыренных, неугомонных пальцев Джоанны Сауткотт. Они бегали взволнованным аллюром туда-сюда по клавиатуре и, даже свалившись на пол, продолжали дергаться и приплясывать.

— Ее руки! — вскричал Шилох, эхом повторяя свой прежний клич, но негодуя даже сильнее прежнего теперь, когда мнимая пропажа столь эффектно была ему явлена.

Нарбондо потянулся за брошенными Кракеном щипцами и, поймав поочередно обе кисти, шлепнул на стол. Первая немедленно спрыгнула вниз, и горбун, уже с живым азартом, бросился за нею и вернул на место. Наконец обе руки улеглись смирно.