Гомункул - [35]

Специфические знания профессора могли бы оказаться полезны. И разве он не знаком с игрушечных дел мастером Киблом? Не согласился бы он, к примеру, использовать свое влияние… Настоящее давление. Ему предлагалась сделка. Условия такие: Сент-Иву следовало бросить свою работу, запереть лабораторию и отправить Хасбро отдыхать в Скарборо. Взамен Королевская академия проморгается от невежества и научных предрассудков, протрет наконец очки и согласится рассматривать Сент-Ива не как эксцентричного сумасшедшего, а как коллегу.

Почему человеку не дадут просто заниматься своим делом? Почему он вечно встает кому-то поперек горла? Кто все эти люди, и по какому праву они претендуют на его время? Натуральное беззаконие. Ответ прозрачен, как уайтфраерский хрусталь, однако и дня не проходит без письма о какой-либо новой тайне, жалобе или просьбе, без какого-нибудь хамоватого типа в высоченной шляпе, подглядывающего за тобой в окно, без какого-то давно пропавшего Кракена, который выныривает вдруг из переулка и крадет не поддающиеся описанию безделушки у твоего друга в самую дождливую и бездарную из вообразимых ночей, — во имя всего святого, что подобная ночь могла забыть в гостях у весны?

Вода нитками сверкающих бус лилась с полей фетровой шляпы Сент-Ива; вымокший плащ, вконец отяжелев, напомнил ему о стальных кольчугах. И когда уже стало казаться, что ливень берет паузу, а тени глубоких дверных проемов начинают сгущаться, проступая из пелены тумана, прогремел трескучий удар, молния озарила крыши и обратила в бегство силы, пытавшиеся усмирить непогоду. Ветер, предвещавший сокрушительный ливень с беззвездных небес, настоящий потоп, рванул вдоль улицы, хлопая полами плаща Сент-Ива и заставляя его хозяина трястись от озноба. Двое мужчин вжались в дверной проем погруженного в темноту дома, где их были бессильны достать и ветер, и влага.

— Убийственная ночь, — мрачно высказался Сент-Ив.

— М-мм, — отозвался его спутник.

— Что же, по-вашему, стащил Кракен? — спросил Сент-Ив. — Конечно, это совсем не мое дело, хотя закрадывается подозрение, что скоро оно станет моим. Просто капитан выглядел настолько… подавленным случившимся. Таким я его еще не видел.

Годелл молча закурил; и табак, и трубка, и спички чудесным образом оставались сухими. Сент-Ив даже не попытался проверить свои. Когда-нибудь — после успешного старта звездного корабля — он обязательно разработает способ сохранять курительные принадлежности в сухости даже при самой адской погоде. Тогда в его жизни возникнет хоть какая-то определенность, некая константа, поколебать которую не сумеют все силы природы и хаоса.

— Я не слишком понимаю, как вам удается сохранять табак и спички сухими, — посетовал Сент-Ив, — но мои размокли вконец.

— Прошу, дорогой друг, — благосклонно ответил Годелл, предлагая уже открытый кисет. — Благодарите капитана и его особую смесь. Кстати, она превосходит любую из моих собственных.

Двое мужчин обменялись спичками и тамперами[31], переговариваясь вполголоса и наблюдая, как дождь шумно низвергается волнистой непрозрачной пеленой; похоже было, что боги покинули свой чертог, чтобы встряхнуть над улицей какое-то космическое белье.

— Насчет кражи я не уверен, — проговорил Годелл, когда трубка Сент-Ива была наконец раскурена. — Однако думаю, вы попали в точку, предположив, что довольно скоро это дело станет нашим. Ближайшие дни должны немного прояснить положение вещей, хотя, на мой взгляд, достигнутая ясность лишь углубит тайну.

Годелл чуть помедлил, размышляя, затем продолжил:

— Те ребята из «Кровяного пудинга». Все они мертвы, я в этом не сомневаюсь. И то, что вы прочли сегодня из записей Оулсби, заставило меня утвердиться в этой мысли. Каково ваше мнение как ученого? Мог ли Оулсби оживлять трупы?

— Если Себастьян написал, что мог, — значит, так оно и есть, — просто ответил Сент-Ив. — Как он этого добивался, не имею понятия, разве что нужен был гигантский карп. А гомункул, существо в шкатулке, в процессе не участвовал. Из рукописи следует, что Оулсби надеялся выведать у того секрет вечной жизни. Кибл тоже так полагал. То, что Кибл делал или пытался делать с двигателями, — в точности то же, чего Оулсби достигал, используя живых существ. Отчасти это объясняет тот упадок, что настиг беднягу Кибла, — простите, что я позволяю себе говорить о друге в подобных выражениях. Но, черт возьми, их занятия оказались разрушительны. Полагаю, Кибл винит себя в том, что первым рассказал Оулсби о могуществе этого существа, подкинул мысль о способе преодолеть силу инерции.

— Именно он все пятнадцать лет заботился о Джеке, — напомнил Годелл.

Сент-Ив пожал плечами:

— И да, и нет. Он сделал бы это в любом случае. Эти двое — Кибл и Оулсби — были близки, словно братья, а Уинифред Кибл и Нелл с детства были неразлучны.

— Ах да, Нелл… — пробормотал Годелл, почти неразличимо кивая. — Вот оно. Люди в «Кровяном пудинге» были мертвецами, и я сам видел два дня тому назад сквозь щель в занавеске, как Нарбондо возвращает жизнь чему-то, что почти наверняка являлось трупом. Как со всем этим связан Дрейк, пока не скажу наверняка, хотя, сдается мне, эти двое могли заключить меж собою нечто вроде сделки; может быть, Нарбондо поставляет Дрейку армии покорных рабочих — рабочих, которых лидеры профсоюза нашли бы несговорчивыми. Теперь же, выслушав ваш рассказ о существе в шкатулке, я считаю вполне возможным, что Дрейк надеется приобрести то, чего так желал Оулсби, и верит, что Нарбондо сможет это раздобыть. И тогда приземление дирижабля может оказаться весьма интересным… Если, как вы говорите, горбун понимает, что на борту находится гомункул.