Гомункул - [103]

Сент-Ив и его соратники ворошили ногами траву, с недоверием осматривая то место, куда совсем недавно опустился дирижабль. Билл Кракен объявил утрату аппарата прискорбной. Уильям Кибл задумался о судьбе, постигшей его двигатель: разобран, разбит на мелкие части подвыпившими зеленщиками, уличными торговцами и нищими, не имевшими ни малейшего понятия о теплящейся в нем магии. Дороти и Джек обменивались весьма выразительными сияющими взглядами, напрочь позабыв об исчезнувшем дирижабле; подобное же выражение освещало лица капитана Пауэрса и Нелл Оулсби, рука об руку стоявших рядом с юной парой.

Академик Парсонс удобно устроился на подлокотнике мягкого кресла в десяти шагах от них; восседавший в кресле мертвец хранил спокойствие, отказываясь реагировать на болтовню физиолога.

— Овцы, — с жаром втолковывал тот, — устроены иначе, чем мы с тобой, и производят огромные объемы метана. Могу тебя заверить, что газ этот крайне легко воспламеним…

Сент-Ив подошел и, желая поддержать пошатнувшийся рассудок несчастного академика, положил руку ему на плечо. Парсонс кисло улыбнулся:

— Я тут рассказываю коллеге о тайнах газообразования у травоядных.

— Это прекрасно, — одобрил Сент-Ив. — Но он, кажется, спит?

— И все же его глаза выглядят… — Парсонс умолк на полуслове, не отводя испуганного взгляда от ящика с оксигенатором, который Сент-Ив держал под мышкой. Академика внезапно пробрал озноб. — Вы хотите открыть его прямо здесь, да?

Сент-Ив покачал головой.

— Ни в коем случае, — успокоил он Парсонса. — Даже не собирался.

Тот вздохнул с облегчением.

— Вот скажите… — нараспев проговорил он, искоса посматривая на череп Джоанны Сауткотт, лежавший подле кресла и по отсутствующие уши скрытый травой. — Нынешней ночью вас случайно не удивило несообразное моменту обилие мертвых тел и оторванных голов?

Абсолютно искреннее недоумение Парсонса заслуживало подробного отчета, и Сент-Ив кивнул, подбирая верные слова. Поиски эти, однако, резко прервало внезапное явление Шилоха, Нового Мессии: с изможденным лицом, в запачканной и изодранной рясе старик проковылял к ним, чтобы предъявить зажатый в кулаке тлетворный «марсельский мизинчик». Головка высовывалась и пропадала с прежней издевкой, только гораздо быстрее; дергаясь туда-сюда, она фейерверком рассеивала искры, издавая вонь горелого каучука и неопределяемой тухлятины. Издав безумный стон, старик повалился лицом вниз, да так и остался лежать — разве что дернулся разок-другой, разметав полы своего рваного, измаранного одеяния. Вполне очевидно, Шилоха хватил удар, но зажатый под ним «мизинчик» продолжал щелкать и верещать, а потом таки вырвался и откатился в сторону.

Сент-Ив поморщился; Парсонс же встал и не торопясь приблизился к тому месту, где в траве стремительно вращался «мизинчик», чья высунутая головка испустила вскоре заключительный, вялый свист. Физиолог тяжко помотал головой и побрел в темноту, неуверенно лавируя в сторону Хампстеда, точно лишенная руля лодка.

Сент-Ив проводил его взглядом, с тоскою размышляя, как могли отразиться на собственной его репутации как ученого необыкновенные события этой ночи, но в итоге решил, что на самом деле ему наплевать. Ночь тяжело сказалась, разумеется, на обеих сторонах противостояния. Его соратники в изнеможении брели к фургону, на козлах которого устроился невозмутимый Хасбро. Как и все они, Сент-Ив ощутил вдруг смертельную усталость. Уже сегодня ему надлежит вернуться в Харрогейт: ясно, что сделать предстоит еще очень многое.

— Ну что ж, — обратился он к Годеллу, — вот и завершились ратные труды клуба «Трисмегист». И надо признать, не без некоторого успеха.

— Это пока, — туманно поправил его Годелл. — Скорее всего, нам еще придется встретить нашего миллионера, хотя я склоняюсь к выводу, что его карта бита. Дам ему очухаться денек-другой и сам нанесу визит.

— Как считаете, что сталось в итоге с Уиллисом Пьюлом? — осведомился Сент-Ив. — В самом конце он будто вовсе лишился рассудка.

Годелл кивнул:

— Уверен, его безумие стало расплатой за содеянные злодеяния. Впрочем, Пьюл уже воссоединился со старым товарищем.

— С кем это? — удивился Сент-Ив.

— С нашим давним знакомым. С горбуном.

— Нарбондо!

Годелл кивнул.

— Я видел Пьюла лежащим лицом вниз в груженной карпами двуколке. Горбун погонял лошадей.

— Вот же бедолага, — пожалел алхимика Сент-Ив. — Едва ли Нарбондо явился спасти его.

— Чертовски в этом сомневаюсь, — сумрачно ответил Годелл, и вдвоем они направились к фургону, где уселись позади, болтая ногами, — так, чтобы видеть склон холма, где всего два часа тому назад высился долгожданный дирижабль.

Где-то впереди тащилась половина Лондона, но ни единый человек в этой обширной толпе не имел даже малейшего понятия о тех тайных мистериях, что нынче обеспечили их ночным развлечением. Хотя многое ли осознаем мы сами, спросил себя Сент-Ив. Говоря начистоту, ни на ломаный грош — даже Годелл при всей остроте его ума. Интеллект бессилен дать ответы, сталкиваясь с подобными вещами; он не сможет объяснить, почему в призрачном лунном свете Хампстед-Хита холодная и размеренная поступь науки дала сбой, свернула с намеченного маршрута и потерялась во тьме, даже не подозревая о том. Бедный Парсонс! Каково ему теперь думать о загадке дирижабля? Проснется ли он в полдень, уже успев разобрать прошлую ночь на отдельные элементы и собрав их заново, выстроив по менее пугающему лекалу? Именно так поступил бы человек, оставшийся один в темной ночи и отчаянно строящий из себя храбреца, чтобы при виде полуденного солнца напрочь забыть о былом страхе.