Гомер Пим и секрет Одиссея - [53]

– Ладно, но ты уж нас в курсе держи, да? – сказал Саша.

– Обещаю.

– Мы с тобой, Гом! – крикнула ему вслед Лилу.

Уже исчезая за углом, он все еще ощущал спиной их ободряющие взгляды. И тут же почувствовал себя очень-очень одиноким. Ведь даже если у тебя есть такие драгоценные друзья, как Лилу и Саша, бывают испытания, которые приходится проходить одному.

Всю дорогу ему смутно казалось, что какая-то вязкая пелена словно тянет его назад, не дает ехать домой. Даже колеса велосипеда, кажется, прилипали к асфальту. Он изо всех сил крутил педали, шумно дышал, надрывался. А ведь на улице не было ни малейшего ветерка.

Наконец он добрался до дома, не чувствуя ног, и рухнул на стул в кухне, сперва успев все-таки выпить большой стакан холодной воды.

– У тебя вид… совсем потерянный, – сказала Нинон, появляясь на пороге кухни.

– Я спешил, – объяснил он.

Это не вполне соответствовало истине, но надо же было что-то ей сказать. И, кто знает, вдруг эта полуправда сделает тетю немного снисходительнее.

Нинон вынула из духовки пирог, поставила на стол, отодвинула стул и села, взглянув Гомеру прямо в глаза. Потом, взяв длинный нож, разрезала пирог на две части, дала ему одну и сама откусила от второй.

У Гомера сжалось сердце, он никак не мог решиться. Говорить или есть? Есть или говорить? Так он и сидел, глупо застыв с куском пирога в руке.

– М-м-м, вот рецептик-то, один вред, – заметила Нинон.

Она облизала пальцы, по которым текло горячее масло, и добавила:

– Ох, до чего же вкусно… Но для фигуры – просто кошмар. Тут в каждой порции не меньше четырех тысяч калорий!

Несмотря на такую явную попытку разрядить атмосферу, Гомер есть не захотел и положил пирог обратно в форму из фольги.

– Следишь за фигурой? – подколола его Нинон. – Я смотрю, ты в этом деле настроен еще серьезней меня. – Я потом съем.

– Если я все раньше не проглочу!

Нинон всячески старалась приободрить его, и он был ей благодарен. Но это не означало, что ему можно отступать: сейчас придется нырнуть. Вот сию минуту. – Знаешь, это непростая история.

– Нет, не знаю, но ты мне все объяснишь, так ведь? – произнесла она нежно.

И хотя его рассказ получился на редкость бестолковым и путаным, она дослушала его до конца, не перебивая. Рекорд для такой любопытной болтушки. Иногда она хмурила брови и широко раскрывала глаза, словно произнося беззвучное «о-о-о!».

Вопреки первоначальным планам, он рассказал ей обо всем, абсолютно обо всем и сейчас испытывал странное чувство, что-то среднее между тревогой и облегчением. Поверит ли она в такое? И если да, то что же будет дальше?

Когда он наконец закончил, она положила обе руки ладонями на стол и откинулась на спинку стула.

Тишину разорвало ругательство. Бранные слова Нинон употребляла редко и не любила их – разве только в некоторых исключительных случаях.

Это совсем вывело Гомера из равновесия.

– Ты мне веришь? – прошептал он срывающимся голосом.

Взволнованная, она внимательно всмотрелась в его лицо, потом встала и, наклонившись к нему, прижала к себе так крепко, что он едва не задохнулся.

– Племяшек мой, знаю, каким бурным бывает твое воображение…

– Значит, не веришь, да? Считаешь, я все это придумал? Что я выдумываю себе фильмы из-за того, что мне так не хватает папы?

В его душе печаль и гнев слились в одну взрывчатую смесь. Гомер изо всех сил оттолкнул Нинон, но она удержалась за него и обняла еще крепче со слезами на глазах.

– Подожди, Гомер, подожди! Я очень хочу верить тебе…

Он так и застыл раскрыв рот.

– Ты очень хочешь? – пробормотал он.

Растерянный, он не знал, что и подумать, в голове все путалось. От смятения задрожали скулы, потом пальцы, словно по телу пробежал электрический разряд. Нинон прижала Гомера к себе еще сильнее, ее сердце бешено колотилось у самой его щеки, она тоже была в полном замешательстве.

– Ты так хочешь поверить – но не можешь, да? – вздохнул он.

То, что Нинон не ответила сразу, его совсем доконало. Это катастрофа, он испортил все. Теперь ему самое место в Гренатье. Отец навсегда останется заперт в своем чертовом фильме, вот как все кончится – то, что казалось единственной надеждой.

Он почувствовал, как тетина рука ерошит ему волосы – так нежно, что поперек горла словно встал клубок тревоги, от него стало больно.

– Как думаешь, Телемах любит пироги? – прошептала она.

Он посмотрел ей в лицо, суровое и серьезное. Нинон явно была не расположена к шуткам. Гомер ничего не понимал.

– Да, он гурман, – ответил он дрожащим голосом, – и вечно голодный.

– Как Саша?

– Вроде того.

Она отпустила его, отрезала большой кусок пирога, положила на блюдо и повернулась к племяннику.

– Ты не пойдешь? – спросила она, улыбнувшись краешком губ.

Гомер едва не упал со стула.

– Иду, – отозвался он тем голоском, который сам в себе ненавидел: когда его голос поднимался до неестественно высоких ноток.

Нинон спустилась в подвал, прошла его, потом тихонько постучала в дверь.

– Привет, – сказала она, входя в берлогу-гараж. Гомер затаил дыхание. Но случилось совсем не то, че го он так опасался: при появлении Нинон лицо Телемаха озарилось радостной улыбкой.

– Привет, – эхом отозвался юноша.