Гомер. Илиада - [2]

И последнее замечание. В «Илиаде» упоминается огромное количество имен, некоторые известны всем, другие встречаются по одному разу. Я пытался объяснить актерам: имена не являются чем-то скучным, что надо выкинуть из текста, громко ругаясь, имена – это звуки вечности, заслуживающие уважения и по-своему ласкающие слух. Я бы хотел, чтобы, читая эту книгу в одиночестве про себя, вы также насладились ими.

В работе, которую я попытался описать в этом маленьком предисловии, мне оказали бесценную помощь три человека, и сейчас мне хочется поблагодарить их. Возможно, я бы до сих пор мучился выбором между «Илиадой» и «Моби Диком», если бы Моника Вот с присущим ей несравненным оптимизмом не решила, что сначала я сделаю «Илиаду», а потом займусь «Моби Диком». Всем, что я узнал в последнее время об «Илиаде», я полностью обязан Марии Грации Чани: она помогала мне в этом необычном начинании с отзывчивостью, на которую я не смел рассчитывать. И наконец, огромное спасибо Паоле Лагосси – моему редактору, а также учителю и другу.

Июль, 2004

Хрисеида

Все началось в тот кровавый день.

Осада Трои длилась уже девять лет: нуждаясь в провианте, скоте и женщинах, ахейцы нередко покидали лагерь и совершали набеги на окрестные города. Очередь дошла и до моего города – Фив[1]. Они забрали все, что нашли, и погрузили на свои корабли. Меня захватили вместе с другими женщинами. Я была красива: когда в лагере ахейские цари делили добычу, меня заметил Агамемнон и захотел забрать к себе. Верховный царь ахейцев привел меня к себе в шатер, на свое ложе. На родине его ждала любимая жена – Клитемнестра. Но в тот день он увидел меня и захотел забрать к себе.

Несколько дней спустя в лагерь пришел мой отец. Его звали Хрис, и был он жрецом Аполлона. Он был стар. Он привез блистательные дары и умолял ахейцев отпустить меня. Я уже сказала: он был стариком и жрецом Аполлона. Все ахейские вожди, увидев и выслушав его, криком изъявили согласие принять выкуп и почтить благородного старца, пришедшего к ним с мольбой. Только одному из них это было не по сердцу: Агамемнону. Он встал и обрушился на отца с угрозами:

– Удались, старец, чтобы больше тебя я не видел! Я не дам твоей дочери свободы, она состарится в Аргосе, в моем доме, вдали от родины, работая за ткацким станком и разделяя со мной ложе. А теперь прочь, пока цел!

Отец в страхе покорился. Безмолвный ушел он на берег, и море поглотило шаги его. А потом, неожиданно, смерть и горе обрушились на ахейское войско. Девять дней смертоносные стрелы летели в людей и животных, и погребальные костры пылали непрестанно. На десятый день Ахиллес созвал ахеян на собранье:

– Если пойдет так и дальше, нам придется, спасаясь от смерти, поднять паруса и вернуться домой. Попросим пророка, гадателя снов иль жреца поведать нам, какова же причина несчастья, растолковать, как избегнуть этой невзгоды.

Тогда поднялся Калхас, верховный птицегадатель. Ведал он все, что минуло, что есть и что будет. Он был настоящий мудрец.

– Ты желаешь знать причину пагубы, Ахиллес, и я возвещу ее вам. Но поклянись, что готов защищать меня: слова мои могут прогневать владыку ахейцев. Я трепещу за свою жизнь, поклянись за меня заступиться.

Ахиллес приказал ему ничего не бояться и говорить все, что знает, без утайки:

– Покуда я жив, никто из ахейцев рук на тебя не подымет. Никто. Даже сам Агамемнон.

И тогда пророк дерзнул произнести:

– Обидев старца, накликали мы беду на себя. Агамемнон выкуп отверг и не отпустил Хрисеиду – это стало причиной несчастья. Ныне ж возможно прекратить мор, лишь вернув Хрису черноокую дочь, доколе не поздно.

Сказав так, Калхас сел.

Тут поднялся Агамемнон, сердце в груди его полнилось злобой, глаза светились как пламень. С ненавистью глянул он на Калхаса и бросил:

– Бед предвещатель! Вести доброй от тебя не дождешься! Вечно пророчишь мне беды! Вздумал отнять у меня Хрисеиду, что желаннее мне и жены, Клитемнестры. Она не уступит Клитемнестре ничем: ни красой, ни умом, ни делами. Я должен вернуть ее? Я сделаю это, но лишь потому, что хочу спасти свое войско. Возвращаю ее, коли так суждено, но вы приготовьте мне немедля замену: будет нечестно, если один только я из ахейцев останусь без доли добычи. Я хочу для себя дара другого.

Тут Ахиллес отвечал:

– Где мы возьмем тебе дар, Агамемнон? Всю добычу уже поделили, забирать у народа то, что было дано, не годится. Верни Хрисеиду, а, взяв Трою, мы заплатим тебе многократно.

Агамемнон покачал головой:

– Ты не обманешь меня, Ахиллес. Хочешь своею добычей владеть, а меня без награды оставить? Нет уж! Девушку я отпущу, но потом заберу ту, что понравится мне у тебя, Аякса, или у Одиссея.

Гневно взглянул на него Ахиллес:

– Человек ты бесстыдный и алчный! И ты хочешь, чтобы шли за тобою данайцы! Я пришел биться с троянцами не за себя, предо мною они не виновны: не уводили моих лошадей и быков, не жгли моего урожая.

Нас разделяют горы, покрытые лесом, и шумливое море. Я здесь защищаю твою честь, бессовестный, – твою и Менелая! Тебе же, скотина, морда собачья, на это плевать, ты грозишь, что награду мою ты отнимешь. Нет уж, возвращаюсь домой, оскорбленья твои я терпеть не желаю, добывая тебе в сраженьях богатства. На то Агамемнон ответил: