Голые тетеньки - [4]

Потом стали старичка по дну шарить. Нет старичка. Ни значка, ни старичка. Как в воду канул. А он с крутого бережка:

– Здеся я. Не взлетел я со значком. Уж не та подъемная сила. А вас сторожил, чтоб не всплыли.

Лизавета отчитала его:

– С разбегу надо было. Со значком.

И добавила резко, по-ленински:

– Дураки! Вас ограбили, и вы ограбьте.

… Гениально! Опять по кругу?..

Маэстро! “ Марш утопленников”!

Старичок впереди встал, а мы за ним.

“Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!”

Русская рулетка

Какой русский не любит… русской рулетки! Да никакой не любит, а приходится. Сейчас выйдешь за хлебом и не знаешь, вернешься ли? Пенсию принесут, через пять минут снова стучатся:

– Кто там? – спрашиваю.

– Мы пенсию принесли.

– Да получила я только что.

– А раз получила, дак тем более открывай.

Всю жизнь в эту рулетку играем, не замечаем даже. Вот мой дед, белый офицер был, он чуть что – сразу за револьвер! Вставит в шестизарядный барабан пять патронов и – к виску! На курок – чик! И всегда – в пустую дырку… А если в патрон, то… осечка… А если выстрел, то… пуля в стволе застревала… А если вылетала, то до виска не долетала. А если долетала, то мимо. Любил судьбу испытать, адреналинчику впрыснуть. А адреналинчик-то, он – о! – жизни прибавляет. Дед до сих пор в Париже живет, тренируется. Я, видать, в него. Не могу без адреналинчику. Только кто его сейчас в меня, старушку, впрыснет? Где желающие? Вот и приходится самой… идти. Куды? А по грибы. У, это целый ритуал! Перед входом в лес я раздеваюсь. До купальника. Чтобы клещам доступней быть. А в чем азарт? Из десяти клещей один энцефалитный обязательно! И вот, глядишь, он ползет по ручке-то, старается, ищет, где кожа-то поглаже. А я его направляю пальчиком, вот сюды ползи, на запястье. Он как укусит, да вопьется, да кровушки насосется, ну… туды ему и дорога. А некоторые выживают. Я их обратно в лес отпускаю. Жалко же. Живая природа.

Про грибы не забываю. В лукошко кладу пять поганок и один боровик. Как дед: пять из шести. Дома все пожарила, поела. Если утром проснулась, значит, осечка. И так кажный год раз в году судьбу испытываю. А в ентом-то году, думаю, хватит. Пойду насобираю одних боровиков, побольше, покушаю без риска. Может, приглашу кого. И не вытерпела!.. На опушке его увидела. Мухомор!.. Красавец!.. Срезала. И дома опять – все зажарила, перемешала.

И тут Зинка заходит – фельдшерица.

– У, Прасковья, так грибочков хочется, и – хлоп, ложкой со сковороды кусок съела.

Потом Федор зашел за ножовкой. К грибам категорически потребовал водки. Потом Тигран Петросян…ветврач… И к вечеру я 24 человека насчитала.

Ну че? – деревня. Все ить, как родные. У кого пьянка – все туда.

А я сижу сама не своя. Ну что я им сейчас скажу? Остановитесь! Все отравлено! А они уже все по куску съели. И по стакану выпили. Тут, кто и добрый кусок съел, умрет с перепугу-то. И решила я, будь, что будет. Так у меня муж говорил, Никита. Который он по счету-то?.. Вроде третий. Да они все у меня отчаянные были. Как я. Только первых двух не помню. Че-то как-то они мало пожили… рано ушли. А Никита сумасшедший был. В грозу выбежит из дома, за электрический столб схватится и ждет, когда молния шандарахнет. И шандарахнуло. Столб внизу, как пилой срезало. А Никита столб удержал. И электриков дождался. Правда, черный ходил долго. Его все негры спрашивали, вы не из Кении? От них он про комара-то узнал. Что есть там такой комар – укусит, и у человека начинается лихорадка е-бола…или ебо-ла… или ебола. Короче, смертельная. Деревни выкашивает. И загорелся он! Хочу, говорит, в глаза тому комару посмотреть, испытать себя по-настоящему. Друзья-негры устроили ему поездку. Вернулся – весь комарами покусанный, живого места нет. Чешется. А Зинка – фельдшерица дала ему таблетку от чесотки. Я утром встаю, а он тихо так лежит, не чешется даже! Помогла, видать, таблетка.

…Да нет, он не умер. Зинка ему снотворного дала, перепутала. Он через два дня проснулся. Как раз во время своих похорон. Аккурат крышку гроба начали заколачивать – разбудили мужика. Он изнутри сказал:

– Войдите!..

Мужики молотки подняли, прислушиваются. Думают, показалось. Давай снова колотить. Тут Никита не выдержал, заорал:

– Да не стучи ты, дурак! Говорю, заходи…

Он и сейчас жив. Живет. А че ему? Правда, вместо паспорта у него это – справка о смерти. Когда паспорта меняли, ему новую справку выдали. С фотографией. В гробу. Не прискребешься. А удобный докУмент, ни тюрьмы, ни сумы, ни налогов.

Он уже с этой справкой жил, когда свою голову крокодилу-то в пасть всунул. Индеец какой-то привез крокодильский цирк. И главное, сам индеец свою башку крокодилу в рот всунул всего на секунду. И тут же высунул. Крокодил зубами ему только по уху чакнул. И индеец этот говорит, мол, кто так может? А сам стоит уже без уха. Не рассчитывал он, что кто-то осмелится. А Никита взял да и выбежал. А че ему? Справка-то уже есть. Ну, крокодилу пасть раздвинули домкратом, Никита голову туда всунул, домкрат убрали, а крокодил пасть свою еще шире открыл. От удивления. Никита, видно, в пасть-то ему дыхнул. А такое не каждый крокодил выдержит. Зверь-то давай морщиться, слезиться, ну и чихнул. И убежал в угол клетки, и хвост поджал, дрожит весь. И Никиту сразу в цирк и взяли. Ездит где-то. А этот индеец-мексиканец у нас живет. Картошку садит. У него фамилия такая, исконно русская: Хулиус Маргулиус…