Голые деньги - [136]

.

Очевидно, неслучайно самым распространенным правилом монетарной политики считается правило Тейлора — да-да, оно названо так в честь вышеупомянутого Джона Тейлора. Это правило предполагает установление оптимальной процентной ставки по федеральным фондам на основе формулы, отражающей соответствие экономики своему потенциалу и изменение цен по отношению к целевому показателю инфляции[601]. Правило понятное и согласуется со всем, что мы обсуждали в предыдущих тринадцати главах. Его прелесть — в простоте и точности. Подставляешь цифры и получаешь «правильный» ответ. Да с правилом Тейлора, набором достоверных данных и калькулятором даже мой двенадцатилетний сын мог бы без проблем разработать и реализовать эффективную кредитно-денежную политику, а ФРС, конечно же, благодаря этому совершила бы намного меньше ошибок, чем сделала в результате своих гиперактивных и часто произвольных действий. Джон Тейлор утверждал, что ФРС сначала занижала ставки накануне краха на рынке недвижимости, затем промахнулась при их повышении, а теперь опять слишком долго удерживает их чересчур низкими. И что еще важнее, экономист убежден, что подход на основе четких правил позволил бы избежать подобных ошибок[602].

Понятно, что руководителям центральных банков не по вкусу идея, что их без труда можно заменить формулой и двенадцатилетним мальчишкой с обычным калькулятором. Экономисты же единодушно признают, что правило Тейлора — удобный и простой инструмент, который позволяет весьма точно описать работу кредитно-денежной политики в последние несколько десятилетий. Политический вопрос заключается в том, имеет ли это правило нормативную ценность в перспективе. Ответить на него довольно сложно. Оставим на время двенадцатилетнего мальчика и подумаем о конкретных данных. Дэвид «Дэнни» Блэнчфлауэр, экономист из Дартмутского университета, в свое время работавший в комитете по тарифообразованию Банка Англии, указывает, что данное правило подразумевает ложную точность. Он, в частности, объясняет: «Спор о правиле Тейлора напрямую касается того, какой смысл вы в него вкладываете. Вам приходится гадать по шкале разрыва между фактической и потенциальной эффективностью [насколько сильно экономика отстает от своего естественного ограничения скорости]. В 2008 году самые большие расхождения между мной и остальной частью комитета были в основном из-за размера этого разрыва и того, как он меняется»[603].

А если мы не достигли согласия по поводу скоростного ограничения экономики и того, насколько быстро мы сегодня движемся вперед, то никакая формула не скажет нам, быстрое это движение или чересчур медленное. Кроме того, потенциальная эффективность экономики непременно будет меняться со временем, как и ряд других соотношений в формуле Тейлора. Как сказал бывший управляющий ФРС Кевин Уорш: «В конце концов, экономика и реализация кредитно-денежной политики — это вам не физика»[604]. И, как заметил Бен Бернанке, ФРС не вытаскивает процентные ставки из шляпы словно кролика. Существуют четкие цели и основанные на правилах системные процессы — просто ничто не связывает ФРС руки так крепко, как хотелось бы критикам ее независимости.

Достаточно ли высок 2-процентный целевой ориентир по уровню инфляции? Двадцать лет назад никто не стал бы всерьез задавать такой вопрос. Слишком маленькая инфляция? Шутить изволите? И все же еще один урок, преподанный нам финансовым кризисом 2008 года, заключается именно в том, что более высокий уровень инфляции в нормальные времена обеспечивает центральный банк большим пространством для маневра — для снижения ставки в случае, когда времена ухудшаются, как описывалось ранее в главе. Это одна из идей, выдвинутых в докладе «Переосмысление макроэкономической политики», подготовленном экономистами МВФ в 2010 году. Главный экономист МВФ Оливье Бланшар и его коллеги, в частности, пишут: «Более высокий средний показатель инфляции и, следовательно, более высокие номинальные процентные ставки для начала, позволили бы сильнее понижать ставки [во время финансового кризиса] и таким образом, вероятно, уменьшить падение объемов производства и предотвратить серьезное ухудшение состояния бюджета»[605]. Я ранее уже высказывался в пользу скромного ориентира по уровню инфляции, но если 2 % хорошо, то, может, 4 % лучше? Нам всем известно, чем чревата инфляция, но если относительно нее установлена четкая цель и этого явления все ожидают, ущерб сводится к минимуму. Мир, который привык к 2-процентной инфляции, точно так же может адаптироваться к 4-процентному показателю. Ожидания общества изменятся, и задача центрального банка несколько облегчится.

Но так ли это? Борьба с инфляцией была жесткой и изнурительной. Если общество убеждено, что целевой показатель по инфляции должен удвоиться, то что помешает ему удвоиться снова? Пол Волкер (он же Человек — борец с инфляцией) критикует эту идею. В свое время он не переустанавливал мировые инфляционные ожидания, чтобы политики потом профукали это преимущество. В обзорной статье New York Times Волкер предупреждал, что более высокая инфляция сродни песни сирены, одновременно «заманчива и предсказуема». Волкер критиковал конкретную идею временного повышения уровня инфляции вместо постоянного изменения значения целевого показателя, но его критика поддается обобщению. «Инстинкт постоянно подсказывал бы повысить еще чуть-чуть — кажущаяся временной мерой “разумная” 4-процентная инфляция вскоре стала бы 5-процентной, а затем 6-процентной и так далее». А у Человека — борца с инфляцией, ушедшего на пенсию, нет ни малейшего желания возвращаться на работу и опять бороться с растущими инфляционными ожиданиями общества