Голубые следы - [4]

Шрифт
Интервал

   мне или всем? —
      неизвестный.
Впрочем, я ведь не первый,
Называющий девушку песней,
А губы припевом.

1938

Экспромт

День весенний — голубая бестолочь.
Зимний ветер — голубая бестия.
Это ж надо им на землю вместе лечь —
Солнцем греть, а зимним ветром выстегать.
Дорогая недовольна встречею,
Холод слов… Но в паузе — амнистия.
Это ж надо им на сердце вместе лечь —
Солнцем греть, а зимним ветром выстегать.

1938

«Ветер осени, жесткий и мглистый…»

Ветер осени, жесткий и мглистый,
Обрывает холодные листья.
Капли горькие капают с дуба…
Это губы твои, это губы.
Ветер осени, пасмурный ветер,
Обнажает застывшие ветви,
Ветви скрючены яростной мукой…
Это руки мои, это руки.
Ты проходишь соседней аллеей,
Не подходишь ко мне, не жалеешь.
Погляди на меня хотя бы,
О Сентябрь, мой Сентябрь.

1939

«На что мой тонкий вкус?..»

На что мой тонкий вкус?
На что мой мозг
   ученый?
На что мне жизнь? Что смерть в конце концов?
Мне б только знать, что в час кончины черный
Наклонится ко мне любимое лицо.
И я, моя любовь, навеки твой невольник,
Мне невозможно без тебя уснуть.
Я так ищу тебя, как берег ищут волны,
Чтобы окончить свой суровый путь.

1939

«Кто дал тебе такую власть…»

Кто дал тебе такую власть,
Такую власть, красу такую,
Что гордый рад к ногам упасть,
Упасть и плакать,
Прах целуя?
Тебе не полюбить меня —
Неловок и лицом не вышел,
Но сотни рифм тобою дышат,
Теперь навеки
Ты — моя.

1939

«Над паровозом шуршащий ковыль…»

Над паровозом шуршащий ковыль
Белого пара и сизого дыма…
Символ прощаний и встреч — это
Горькие руки, холодное имя.
Как он жесток, поворот,
Сделавший близкое злым и далеким.
Что мне осталось? Усталость, покой,
Шорох стихов в тишине одинокой.
К Вашим услугам окно, как трюмо,
Локон поправили, взоры — как стрелы.
Образ мой стерт поездной кутерьмой,
Образ мой стуками стрелок раздавлен.
Над паровозом шуршащий ковыль
Белого пара и сизого дыма…
Символ прощаний и встреч — это
Горькие руки, холодное имя.

1939

«Ты болен, старый мир…»

Ты болен, старый мир, ты безнадежно болен,
От первого толчка рассыпаться готов,
Жестокий, как сатрап, и жалкий, как невольник,
Ты мчишься в пустоте, сквозь легион годов.
И этот год — он над тобой, как ворон,
На жирном мясе трупов раздобрев.
…Сегодня 39. Завтра 40.
И близок час, когда начнется бред.

1939

«Несть измены в легком поцелуе…»

Несть измены в легком поцелуе,
В ласковом пожатии руки,
Что с того, что смотришь на другую?
Что пройдешься об руку с другим?
Но разлука — едкая отрава,
От нее всегда на сердце муть.
Потому, что горе и отрада
Достаются только одному.

1939

Олимпийцу

Ты, смертный, хочешь богом стать,
Спокойно книгу судьб листать,
Страданьем не платить за стих,
Купаться в вечной радости.
Нам, людям, лучше быть людьми,
Неверный миг судьбы ловить.
Нам счастье на вес золота.
Жизнь божья невеселая.
Из всех богов — Вулканом быть,
Вулканом быть — огонь любить,
Огонь любить — металл ковать,
Друг с дружкой скалы сталкивать.

1939

Метафора

С полудня небо крылось тучами,
В жнивье корежились поля.
Сомненьем и желаньем мучимы,
Сближались небо и земля.
Потом разверзлась тьма кромешная,
Потом — где небо, где земля?
Потом давай скорее смешивать,
Что можно и чего нельзя.
И так сплелись —
расстаться трудно им…
Просторы неба
   прояснив,
Коснулся ветерок предутренний
Полуопущенных ресниц.

1939

Березка

Бывает: склонилась березка,
В свое отраженье врастая,
Как будто девчонка-подросток
Впервые о милом гадает.
И, только сойдясь с нею запросто,
Рукою коры касаясь,
Поймешь по наплывам и наростам:
Березка совсем седая.

1939

Почему плачет ива

На обрыве, над зеленым озером,
Где рассвет мохнатым покрывалом,
Молодая гибкая березонька
Голубому ветру отдавалась.
Легкокрылый, упоен победою,
Легкомысленный веселый ветер,
Хвастая, торопится поведать он
О грехе березки всем на свете.
Стукнет сплетник в каждую оконницу…
Ох ты, девичья ославленная участь!..
Со стыда склонила ветви донизу,
Стала ивой, ивою плакучею.

1939

Из окна

Прямой и нежданный ударил дождь,
Летний шумливый ливень.
Такой, что без зонтика и галош
Пройти ни за что не смогли бы вы.
А под навесом (кругом гроза)
Двое. Такие счастливые,
Что мимо них, не зажмурив глаза,
Пройти ни за что не смогли бы вы.

1939

«Гроза надвинулась, как ты…»

Гроза надвинулась, как ты —
Я без труда тебя узнал:
Такие ж смуглые черты,
Такие ж синие глаза.
Такую принесла беду,
Что покорилось все вокруг,
Что даже одинокий дуб
К ней протянул сплетенье рук.
Прикосновение дождем…
Как я — твоих холодных губ,
Он так же безнадежно ждет,
Влюблен, безропотен и глуп.

1939

Глядя на тебя

«Что тебе, моя родная, снится?..»

Что тебе, моя родная, снится?
Что твой сон, любимая, тревожит?
Вздрагивают длинные ресницы,
На большую бабочку похожие.
На большую бабочку ночную,
Что в саду по вечерам гудит.
Хочется коснуться поцелуем,
Да боюсь тебе не угодить.

Романс

Ветер колышет ресницы твои,
Путает волосы мягкой рукою,
Тихую радость свою затаив,
Ветер, как я,
   очарован тобою…
Дышат прохладой просторы реки…
Спи, дорогая.
   Огни за рекою,
Как непонятные сны, далеки.
Руку осмелившись тронуть твою,
Ветер, наверно, гордится собою…
Нам хорошо в этом синем краю
Полночи, звезд, тишины и покоя.
Дышат прохладой просторы реки…
Спи, дорогая. Огни за рекою,
Как непонятные сны, далеки.

Колыбельная

Небу ночному — тугая зарница,

Рекомендуем почитать
Жемчужины Филда

В послеблокадном Ленинграде Юрий Давыдов, тогда лейтенант, отыскал забытую могилу лицейского друга Пушкина, адмирала Федора Матюшкина. И написал о нем книжку. Так началась работа писателя в историческом жанре. В этой книге представлены его сочинения последних лет и, как всегда, документ, тщательные архивные разыскания — лишь начало, далее — литература: оригинальная трактовка поведения известного исторического лица (граф Бенкендорф в «Синих тюльпанах»); событие, увиденное в необычном ракурсе, — казнь декабристов глазами исполнителей, офицера и палача («Дорога на Голодай»); судьбы двух узников — декабриста, поэта Кюхельбекера и вождя иудеев, тоже поэта, персонажа из «Ветхого Завета» («Зоровавель»)…


Калигула

Одна из самых загадочных личностей в мировой истории — римский император Гай Цезарь Германии по прозвищу Калигула. Кто он — безумец или хитрец, тиран или жертва, самозванец или единственный законный наследник великого Августа? Мальчик, родившийся в военном лагере, рано осиротел и возмужал в неволе. Все его близкие и родные были убиты по приказу императора Тиберия. Когда же он сам стал императором, он познал интриги и коварство сенаторов, предательство и жадность преторианцев, непонимание народа. Утешением молодого императора остаются лишь любовь и мечты…


Избранное

В однотомник известного ленинградского прозаика вошли повести «Питерская окраина», «Емельяновы», «Он же Григорий Иванович».


Избранные произведения. I том

Кен Фоллетт — один из самых знаменитых писателей Великобритании, мастер детективного, остросюжетного и исторического романа. Лауреат премии Эдгара По. Его романы переведены на все ведущие языки мира и изданы в 27 странах. Содержание: Кингсбридж Мир без конца Столп огненный.


...И помни обо мне

Анатолий Афанасьев известен как автор современной темы. Его перу принадлежат романы «Привет, Афиноген» и «Командировка», а также несколько сборников повестей и рассказов. Повесть о декабристе Иване Сухинове — первое обращение писателя к историческому жанру. Сухинов — фигура по-своему уникальная среди декабристов. Он выходец из солдат, ставший поручиком, принявшим активное участие в восстании Черниговского полка. Автор убедительно прослеживает эволюцию своего героя, человека, органически неспособного смириться с насилием и несправедливостью: даже на каторге он пытается поднять восстание.


Повесть о Тобольском воеводстве

Беллетризованная повесть о завоевании и освоении Западной Сибири в XVI–XVII вв. Начинается основанием города Тобольска и заканчивается деятельностью Семена Ремизова.