Голубые родники - [6]
Шахты уходят все дальше в обе стороны от Дона. Но жизнь поставила вопрос: чем занять людей, которых заменила техника? Не уезжать же им с насиженных мест. Да и многие месторождения, открытые три десятка лет назад, уже выработаны. Может быть, в будущем и новые шахты ждет такая же судьба? Тогда зачем капитально строить здесь современные благоустроенные города с газом, теплоцентралями и мусоропроводами?
В Узловой, Донском, Рудневе нашли выход. Почин сделали москвичи — обувная фирма «Заря», для которой кадры и производственные площади в столице были проблемой, создала в наземных помещениях выработанных шахт свои фабрики. Обувь новых предприятий «Зари» уже находит сбыт.
И все-таки самая главная профессия в донских верховьях — по-прежнему горняцкая. Уголь кормит, поит и одевает людей.
Лесное диво
Ты звени, звени нам,
Мать-земля сырая,
О полях и рощах
Голубого края…
Сергей Есенин
Прежде я видел лосей только в зоопарке, а здесь они бродят на воле и совсем не боятся человека.
Еще в Новомосковске, выглянув на рассвете из окна гостиницы, я увидел у кромки ближайшей рощи, как красавец лось спокойно вышел на асфальтовое шоссе и, вытянув шею, доверчиво смотрел черными бархатными глазами на спящие городские улицы, на высокие башенные краны. Влажные ноздри вздрагивали, широкие, раструбом уши стояли настороже. Потом, услышав вдруг рокот автомашины, он легко бросился в рощу и исчез в зарослях.
Позже, уже в нижнем течении Дона, я еще не раз встречал лосей, но не в таком большом количестве, как в Гремячевских лесах.
Адам Иосифович Фихтер, обрусевший немец, проживший в этих местах без малого семьдесят лет, рассказал мне, что еще помнит, как шумели у нынешнего села Гремячьего вековые дубравы, а в лесах было полно разного зверья и боровой дичи. Ну, а лет сто назад тут и вовсе была лесная глухомань, царство медведей и леших… Купцы покупали лес у помещиков, участок за участком, и целиком сводили их. Леса отступали на север, а с юга надвигались степи да пашни. Остались только островки березовых рощиц да названия деревень — Березовка, Дубовка, Подосинки, Грибовка, Ясенок, Липки, Ольховец…
В минувшую войну топоры свалили едва ли не всех лесных великанов. И все же лес устоял. Изрядно оскудел, но выжил.
Я видел Гремячевский лес перед вечером. Уже спала жара, косые солнечные блики перебирались с одной поляны на другую, и все сильнее гомонили птицы. Вот запела славка, там завели трель дрозды, потом к ним присоединился соловей. Соловьев различают по тому, как они поют. Кроме курских — самых голосистых — и еще черниговских, были и тульские, причем считались не худшими певцами. Вернулись они сюда, как только начали возрождаться Гремячевские леса.
Почти всю жизнь проживший в городе, я плохой знаток лесных следов и запахов, не умею читать «лесную газету» (хоть и зачитывался в детстве книгами Бианки). Помогал лесник. Вот здесь хозяйничали зайцы-русаки, их уже дважды завозили в эти леса с нижнего Дона. А из Томской и Омской областей привезли глухарей и тетеревов — они совсем перевелись в донских верховьях. Из Новосибирской и Вологодской — белых куропаток. Диких кабанов отловили в уссурийской тайге и переправили сюда самолетами. Как водится, птицы и звери прошли, где нужно, карантин и уже обживают лес. Возвращаются лисицы. Запретили охоту — большое дело сделали для Гремячевских лесов. Одно беспокоит — надолго ли?
Как может, человек помогает лесным новоселам. Среди плотного мелколесья расчищена площадка — лиса не захватит врасплох куропаток. Срублены осинки — будет лосям корм.
Но что это? Какой зверь истоптал молодые сосенки, обломал молодые дубки? Оказывается, тоже лось. Я не подозревал, что возвращение в эти леса лося — удивительного реликтового животного, стойко выдержавшего натиск браконьеров и охраняемого суровым законом, — обернется бедствием для здешних лесов. Но это так. Оказывается, если на тысячу гектаров леса имеется пять — семь лосей, они уже вредители сосняка и дубрав. А в тульских лесах почти на триста тысяч гектаров лесных угодий летом 1967 года насчитывали две с половиной тысячи лосей. И приплод их продолжает расти: с двух лет лосихи ежегодно приносят по одному теленку, а с четырех — по два. Поговаривают, что это будет и с дикими кабанами. Отстрел их также запрещен, и разгулявшиеся секачи травят посевы желудей.
Как же получается? С одной стороны, мы призываем беречь лосей и кабанов, завозим их сюда, а с другой — они приносят непоправимый ущерб лесам. Массовый отстрел лосей и кабанов — не выход из положения. Можно, конечно, довести количество зверей до того, что они приобретут и промысловое значение, но не в Гремячевских лесах, которые возрождаются медленнее, чем их обитатели. Не думаю, что Гремячевские леса, как и вообще леса тульские, станут когда-нибудь зоной промысловой охоты. В соседних курских лесах уже убедились в этом. После освобождения их от гитлеровской оккупации, когда там замерла охота, расплодилось столько зайцев, что они свели на нет едва ли не все фруктовые сады. И тогда охотники (особенно демобилизованные фронтовики) объявили беспощадную войну обнаглевшему заячьему племени — и перестарались. В лесах не осталось ни одного зайца.
