Голубой пакет - [69]

— Хальт! Хальт! — крикнул Дмитриевский, но это не возымело действия.

Гестаповской овчарке тоже удалось вырваться из зубов Моржа, но только на секунду; он вновь налетел на нее, сшиб с ног, вцепился в горло. Волков позвал Моржа. Пес неохотно отошел от своей уже мертвой жертвы. Он был весь в крови, победа стоила ему половины правого уха.

— Стреляй по бегущим! — скомандовал сержанту Дмитриевский, а лежавшему эсэсовцу приказал бросить оружие.

Гитлеровец послушно отбросил автомат, перевалился на спину и поднял руки. Капитан подбежал к нему, связал руки и разрешил сесть.

Волков дал вслед бегущим три одиночных выстрела. Взмахнув руками, один гитлеровец свалился, но второй продолжал бежать, и было ясно, что ему удастся скрыться.

Оставив сержанта около пленного, Дмитриевский решил преследовать убегающего. Его надо было поймать во что бы то ни стало.

Капитан заставил Моржа взять след. Разгоряченный смертельным поединком пес первое время не мог понять, чего от него требуют, бросался в стороны и, лишь успокоенный проводником, ухватился за след и стремительно повел за собой.

Но в это время впереди сухо щелкнул выстрел. Не сразу сообразив в чем дело, Дмитриевский отпустил собаку.

— Вперед, Морж! Вперед! — скомандовал он.

Морж мгновенно исчез, а капитан устремился за ним. Он бежал с автоматом на изготовке и вдруг увидел возвращающегося Моржа. Пес подскочил к нему, весело виляя хвостом и повизгивая. «Сбился!» — с тревогой подумал Дмитриевский.

Но оказалось совсем другое: из кустов вышли лейтенант Назаров и радистка Прохорова. Это она стреляла по бегущему и уложила его на месте.

Убитых гитлеровцев и их овчарку зарыли. Капитан с ходу начал допрашивать пленного. Он оказался радистом из команды СС, приданной гореловскому гестапо, и сопровождал группу с радиопередатчиком.

Дмитриевский предупредил эсэсовца, что если он будет правдиво отвечать на все вопросы, то ему сохранят жизнь. Поощренный этим обещанием и, по-видимому, смирившийся со своей участью, радист не стал упорствовать и рассказал все, что знал.

Гестапо поставило перед их группой задачу прочесать участок леса за шестым километром, между шоссе и рекой. Приближаться к городу ближе пяти километров воспрещалось. При обнаружении в этой зоне женщины группа обязана была условным кодом предупредить гестапо и сообщить место своего нахождения. Тогда к этому месту должна была прибыть специальная команда на мотоциклах. Обнаруживать себя группе не разрешалось. Кто такая женщина, радист не знал. В десять вечера шестнадцатого июня, то есть завтра, группа обязана выйти на девятый километр шоссе, куда прибудет смена.

Вот все, что знал радист.

Но и в этом было достаточно много загадок. При чем здесь женщина? Кто она? Почему гитлеровцам запрещалось себя обнаруживать и приближаться к городу? Что творится за пятым километром?

Дмитриевский поднял людей и цепочкой снова повел за собой.

Пятый километр не принес ничего нового, как не принес и четвертый. Лес был тих, спокоен, нигде никаких следов.

На подходе к третьему километру проводник Волков условным свистом остановил движение, и группа приблизилась к нему. На небольшой опушке, окруженной березами и соснами, Волков обнаружил следы, оставленные автомашиной.

Дмитриевский опустился на колени, пощупал рукой песок и пришел к выводу, что машина была здесь не очень давно, во всяком случае не более суток назад. Рисунок протектора покрышек еще не успел утратить четкой формы.

Измерив рулеткой расстояние между колесами, он пришел к выводу, что здесь прошла легковая машина.

Правда, все это еще ничего не давало, но напрашивался вопрос: что надобно было машине на этой опушке, в стороне от шоссе? Не пришла же она сюда лишь затем, чтобы сделать разворот?

— Товарищ гвардии капитан, — окликнул Волков Дмитриевского. — И здесь следы!… Машина тут стояла…

Капитан заторопился к сидевшему на корточках Волкову.

Да, машина стояла здесь некоторое время, что подтверждалось лужицей масла. И здесь же капитан увидел отпечатки мужской и женской обуви.

Наивно было бы думать, что маленькие следы оставлены Юлией Васильевной, но все же сердце Дмитриевского забилось.

Он измерил следы: мужской показал тридцать два сантиметра, женский — двадцать пять.

— Товарищи! Ко мне! — слишком громко крикнула откуда-то слева радистка Прохорова. — Посмотрите, что я нашла!

Дмитриевский выпрямился.

— Тише!…

Осторожно ступая по опушке, Дмитриевский и Волков углубились в чащу и, сделав шагов двадцать, увидели Прохорову. На крик прибежал и Назаров.

Прохорова стояла возле сосны. Рука ее тянулась к сучку, на котором висел туго набитый немецкий ранец.

— Не тронь! — остановил ее Назаров.

Прохорова испуганно отдернула руку.

Назаров оглядел ствол, обошел сосну вокруг и только после этого снял ранец.

В нем оказалось килограмма четыре белых сухарей, банка засахаренного меда, несколько кусков сахара, восемь банок мясных консервов голландского происхождения, круг копченой колбасы, пачка галет, полдюжины коробок спичек и плоская фляга, наполненная красным вином.

— Запасливый кто-то! — усмехнулась Прохорова.

Дмитриевский промолчал. Его занимал вопрос: какая связь между ранцем и машиной?