Голубой цветок - [18]

— Ежели Рокентин дома, ты сейчас услышишь его хохот, — сказал Юст, стараясь, кажется, приободриться, и — тотчас же, крича на слуг, чтоб, мол, не утруждались, явился Рокентин, простирая к ним ручища и заливаясь хохотом.

— Селестин Юст, мой самый давний друг, мой бесценный друг.

— Уж и бесценный, — бормотнул Юст.

— Зачем племянницу с собой не взял, глубоко мною чтимую Каролину?

— Зато я взял с собой молодого человека, которого наставляю в деле. Герр Иоганн Рудольф фон Рокентин, бывший капитан в армии Его Высочества принца Шварцбург-Зондерхаузена, вот, имею честь представить: фрайхерр Георг Филипп Фридрих фон Харденберг.

— Мой юный-юный друг, — пророкотал фон Рокентин. Добрая ткань его камзола со скрипом натянулась, когда он снова распростер объятия. — Вы здесь не окажетесь не к месту, уверяю вас.

Слова его не вовсе потонули в шуме, производимом сворой больших собак, которые устроились в прихожей в надежде перехватить от проходящих туда-сюда что-нибудь съестное.

— Platz![25] — рыкнул их хозяин.

Прошли в залу, где в двух больших каминах жарко пылали сосновые и еловые сучья. Столов и стульев было такое множество, будто их сюда свезли для продажи с молотка. Кто эти люди, эти дети? Рокентин сам, кажется, нетвердо знал, но, делая вид, что это очень смешно, как и все то, что до сих пор он говорил, стал перечислять, загибая пальцы:

— Йетта, Руди, Мими…

— Он не упомнит никак, сколько кому лет, — перебила немолодая, тихого вида женщина, лежа на диване.

— Ну, возраст их — это уж твоя забота, не моя. А это Вильгельмина, моя дражайшая половина. И тут еще некоторые, не все, мои приемные дети — Георг фон Кюн, Ганс фон Кюн и наша Софи тоже где-то.

Фриц переводил взгляд с одного лица на другое, поклонился фрау фон Рокентин, та улыбнулась ему в ответ, но с дивана не привстала, а супруг ее, меж тем представляя гувернантку-француженку, шутливо объяснял, что та и сама-то родной язык свой позабыла, а вот тут — наш лекарь, доктор Иоганн Лангерманн, «который, к своей досаде, никак не может в нас выискать никаких изъянов», герр регирунгсрат[26] Герман Мюллер, его супруга фрау Мюллер, двое здешних стряпчих, учитель лютеранской гимназии — причем эти последние, было очевидно, заглянули в замок, не дожидаясь приглашения. В Грюнингене, кажется, больше было некуда пойти.

Георг, метнувшийся за дверь, едва доложили о новых посетителях, теперь вернулся и дергал Фрица за рукав.

— Эй, фрайхерр фон Харденберг, я на конюшню бегал, поглядеть на вашего коня. Негодный конь. Отчего вы себе нового не купите?

Фриц не замечал Георга, он никого не замечал из тех, кто, вот как приплесок на мелководье то отхлынет, то прихлынет, перемещались за спиною занимательного гостя с целью оттеснить его от всех других и поразведать, из чего он сделан. Но он все стоял — недвижно, уставясь в глубину комнаты.

— И куда все его воспитанье подевалось? — дивился Селестин, беседуя с регирунгсратом.

Там, в глубине комнаты, у окна, стояла маленькая, темноволосая девочка, лениво постукивая пальчиком по стеклу, будто хотела привлечь внимание кого-то по ту сторону.

— Софи, отчего тебе никто волос не убрал? — говорила фрау Рокентин с дивана, — без укоризны, скорей с потачкой. — И отчего ты все в окно глядишь?

— Я хочу, матушка, чтобы снег пошел. Вот бы мы повеселились.

— Время, остановись, пока она не повернется, — сказал Фриц вслух.

— Пойдут солдаты мимо, а мы их снежками закидаем, — сказала Софи.

— Софхен, тебе уже двенадцать лет, и в таком возрасте… ты, кажется, не замечаешь, что у нас гости, — сказала мать.

И тут она обернулась, будто ветром подхваченная, как у детей бывает:

— Я прошу прощенья, я прошу прощенья.

19. Четверть часа

Герр Рокентин вовсе не казался хозяином большого дома в Грюнингене, он никаким хозяином и никакого дома не казался. В свои сорок, большой, нескладный, со своими благодушными порывами, уместными скорее в юной таксе, топал он по длинным коридорам замка Грюнинген.

Замок этот, собственно, и был построен пятьдесят лет тому назад отцом первого мужа жены его, Иоганном фон Кюном, сам же Рокентин в нем водворился лишь в 1787 году по случаю своей женитьбы. Но не такой он был человек, чтобы перемениться, войдя во владенье собственностью, как он не переменился бы, ее утратив, и он ничуть не устрашился, оказавшись вдруг в ответе за столько жизней.

Местная налоговая контора помещалась в небольшой сравнительно комнате по фасаду, влево от главного входа. Считалось, что Рокентин, как наследник поместья, управлял им, однако, хоть и далеко не слабосильный, он был непоседлив и долго управлять не мог ничем и никогда. Селестин Юст и его подручный быстро это смекнули.

Фриц сказал Юсту:

— Со мною что-то случилось.

Что бы это ни было, отвечал ему на это Юст, пусть случится позже, затем что служба его, да что там, долг, от него требует сейчас же идти в контору, куда в былые дни арендаторы Грюнингена сносили свое зерно, свой лес, своих гусей, а теперь вот бьются за возмещение оплаты тех полевых работ, каких давно уже не производят для курфюрста Саксонского.

— Мы вовремя успели, Харденберг, но приступиться следует немедля. На это уйдет у нас все утро, затем нас ждет добрый обед, уж ты не сомневайся, затем Nachtisch