Голубой цветок - [14]

Шрифт
Интервал

Когда Каролина вышла, а она скоро вышла, на кухню, Рахель прибавила:

— Я часто вас видела студентом, я даже, помните, вас залучала на наши шекспировские вечера и, пользуясь правом давнего знакомства, вам скажу, что не следовало так говорить с Каролиной. Вы говорили не то, что думали, да и она к такому не привыкла.

— Но я говорил то, что думал, — сказал Фриц. — Когда я вошел к вам в дом, все, винный графин, чай, сахар, кресла, темно-зеленая скатерть с пышной бахромой, все сияло.

— Все тут самое обыкновенное. Эти мебели не я покупала, но…

Фриц постарался объяснить: он увидел во всем не повседневность, но духовную сущность. Он сам не может угадать, когда на него найдет такое. Вот настает минутка, и мир вдруг становится таким, каким он станет, когда тело наконец будет покорено душе.

Рахель поняла: этот юный Харденберг отнюдь не шутит. Она себе позволила полюбопытствовать, не приходится ли ему для медицинских нужд принимать большие дозы опия? Зубная боль, конечно, хоть кого заставит опий принимать, но Рахель имела в виду другое. Однако вскоре она убедилась, что принимает он не больше тридцати капель на ночь, когда чересчур разволнуется, — всего-то половину той дозы, собственно, какую сама она принимала от обыкновенных женских болей и расстройств.

14. Фриц в Теннштедте

Поклажа Фрица прибыла назавтра, с дилижансом. Она состояла почти вся из книг. Сто тридцать три необходимейших названья, перво-наперво стихи, пьесы, народные сказки, потом исследования о растениях, минералах, по медицине, анатомии, теории тепла и звука, и электричества, и, кроме того, математика, анализ бесконечных чисел. И все они суть — одно, вслух говорил Фриц, грея руки над свечой в промозглом холоде чердачной теннштедской спальни. Все человеческие знания — одно. Математика все сопрягает, как электричество, мне Риттер говорил, — связующее звено между телом и духом. Математика — сам разум человеческий в той форме, какую каждый может опознать. И что, если поэзия, разум, религия суть высшая форма математики? Недостает только грамматики для общего их языка. И если любое знание может быть выражено в символах, значит, нужно засесть за работу и записать все мыслимые способы этого достичь.

— Победа! — заорал Фриц в своей ледяной спальне (впрочем, никогда ему, да и никому из его знакомых, не доводилось ни работать, ни спать, не трясясь от холода).

Второй груз книг открывали «Первые основания искусства горных и соляных производств» Франца Людвига Канкрина[18], том 1, часть 1 «Что есть минералогия». Часть 2 «Что есть искусство эксперимента». Часть 3 «Каковы виды земной поверхности». Часть 4 «Каковы виды земных недр». Часть 5 «Что есть искусство построения копей». Часть 6 «Что есть арифметика, геометрия, тригонометрия». Часть 7, отдел 1 «Что есть механика, гидростатика, аэрометрика и гидравлика». Отдел 2 «Что есть искусство горной машинерии». Часть 8, отдел 1 «Что есть плавление и отделение металлов от руд». Отдел 2 «Что есть плавление полуметаллов». Отдел 3 «Что есть приготовление серы». Часть 9, отдел 1 «Что есть разведование соли и геологическое описание солесодержащих гор». Отдел 2 «Что есть искусство вываривания соли и сооружения новых солеварен». Том 2 «Что понимаем мы под добычей соли и что есть Соляной закон».


Слуги донесли Рахели, что молодой фрайхерр громко разговаривает сам с собою в спальне.

— Он сразу после завтрака уходит к себе, — сказала Рахель мужу. — Да еще после ужина занимается, ты сам видел.

Юст спросил у Каролины, нельзя ли им будет как-нибудь вечерком послушать музыку — отдохнуть, развеяться.

— Пожалела бы, — он сказал, — бедного молодого человека.

— Мне про его печали неизвестно, — отвечала Каролина. У самой к зиме хлопот был полон рот — колбасы заготовить, лен мять, трепать (чтобы зимою прясть), гусей забить (уже два раза заживо ощипанных) для последнего, третьего, ощипа. После чего придется неделю целую жареной гусятиной питаться. Но все-таки она была в гостиной, когда, призванный Рахелью, Фриц спустился вниз с книжкою в руке — его уговорили почитать им вслух — или нет, это была не книжка, папка с рукописями.

— Только не подумайте, что это я для кого-то сочинил, это я так. Я был тогда в Йене. Я был тогда моложе.

Прими мой стих рукой своей небрежной,
Не хочешь — не читай, решать твоей душе.
Но если мало слов тебе и мыслей нежных,
Прими хоть жизнь мою. Она твоя уже.

Он поднял взгляд от строк.

— В самый раз для девичьего альбома, так бы и переписала, — сказала Рахель. — Жаль только, в доме у нас не водится этаких вещей.

Фриц пополам разорвал бумажный лист. Каролина отложила наволочку, которую латала.

— Почитайте, пожалуйста, еще. Пожалуйста.

Дядюшка Селестин невозмутимо смотрел на пламя, игравшее за полуотворенной дверцей печи. Ему, конечно, говорили, что этот молодой Харденберг — поэт, да, но кто же знал, что он их станет потчевать стишками? В стишках крайзамтманн мало смыслил и нужды не видел притворяться. Пение — совсем другой коленкор. Юст и сам певал, как все знакомые, принадлежал к двум певческим клубам сразу, любил послушать пение — зимою дома, летом на вольном воздухе, в лесу, на улицах, в горах. Да, и одна подружка Каролины, колоратурное сопрано, ах, что за голос, что за голос, и даже на свадьбе у нее, вся знать Теннштедта собралась, Селестина уломали — выступил в роли торговца птицами, с целой охапкой пустых птичьих клеток, крашенных под золото, и спел простонародную комическую пьеску, моленье к жениху «не отнимать у них милую пташечку». Ну да, это же Эльза Вангель была, да, и прошло-то всего три года, а теперь так раздобрела, в дверь не пролезет.


Еще от автора Пенелопа Фицджеральд
Книжная лавка

1959 год, Хардборо. Недавно овдовевшая Флоренс Грин рискует всем, чтобы открыть книжный магазин в маленьком приморском городке. Ей кажется, что это начинание может изменить ее жизнь и жизнь соседей к лучшему. Но не всем по душе ее затея. Некоторые уверены: книги не могут принести особую пользу – ни отдельному человеку, ни уж тем более городу. Одна из таких людей, миссис Гамар, сделает все, чтобы закрыть книжную лавку и создать на ее месте модный «Центр искусств». И у нее может получиться, ведь на ее стороне власть и деньги. Сумеет ли простая женщина спасти свое детище и доказать окружающим, что книги – это вовсе не бессмыслица, а настоящее сокровище?


Хирухарама

Пенелопа Фицджеральд (1916–2000) «Хирухарама»: суровый и праведный быт новозеландских поселенцев.


В открытом море

Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Новеллы

Жан-Пьер Камю (Jean-Pierre Camus, 1584–1652) принадлежит к наиболее плодовитым авторам своего века. Его творчество представлено более чем 250 сочинениями, среди которых несколько томов проповедей, религиозные трактаты, 36 романов и 21 том новелл общим числом 950. Уроженец Парижа, в 24 года ставший епископом Белле, пламенный проповедник, основатель трех монастырей, неутомимый деятель Контрреформации, депутат Генеральных Штатов от духовенства (1614), в конце жизни он удалился в приют для неисцелимых больных, где посвятил себя молитвам и помощи страждущим.


Не каждый день мир выстраивается в стихотворение

Говоря о Стивенсе, непременно вспоминают его многолетнюю службу в страховом бизнесе, притом на солидных должностях: начальника отдела рекламаций, а затем вице-президента Хартфордской страховой компании. Дескать, вот поэт, всю жизнь носивший маску добропорядочного служащего, скрывавший свой поэтический темперамент за обличьем заурядного буржуа. Вот привычка, ставшая второй натурой; недаром и в его поэзии мы находим целую колоду разнообразных масок, которые «остраняют» лирические признания, отчуждают их от автора.


Зуза, или Время воздержания

Повесть польского писателя, публициста и драматурга Ежи Пильха (1952) в переводе К. Старосельской. Герой, одинокий и нездоровый мужчина за шестьдесят, женится по любви на двадцатилетней профессиональной проститутке. Как и следовало ожидать, семейное счастье не задается.


Статьи, эссе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.