Голубой бриллиант - [8]

– Нет. Квартиру я оставил жене. А мне и здесь не плохо. Даже хорошо. Мои хоромы мне нравятся.

– Вы давно разошлись?

– Давно, – неохотно ответил он и кивком головы указал на кресло.

Она молча шагнула к помосту, он подал ей руку и помог сделать шаг на возвышение. Рука ее была горячая и цепкая. Не спеша, несколько манерно сняла с плеч платок, небрежно швырнула его на спинку кресла и затем заняла прежнюю позу. Торс уже был основательно проработан, и после перерыва Иванов занялся детальной отделкой ног. И все молча, без единого слова или замечания. Инна с интересом следила, как из темной бесформенной глины рождаются изящные женские ножки, – ее ноги, которые он находил «красивыми». Глядя на себя как бы со стороны, она испытывала приятное ощущение собственной значимости. В то же время ее злило его равнодушие к ней. В нем не было и намека на чисто мужской интерес, который она наблюдала прежде при позировании. Она размышляла: «Одинок. Возможно, есть любовница. Я для него просто модель, натурщица. Женщину во мне он упрямо не желает замечать. Или играет? Не похоже. Не нравлюсь, не в его вкусе?» Нет, такого Инна допустить не могла. Она была избалована вниманием мужчин, распускавших перед ней павлиньи хвосты. Она не отзывалась на зов первого встречного, не отвечала на домогательства поклонников. Избравшие ее не интересовали: она предпочитала сама выбирать. И покорять непокорных, брать приступом стойких. В ней жил азарт охотника, дерзкого, самоуверенного и всегда удачливого. А может, ей просто везло? Впрочем, она не сомневалась, что повезет и на этот раз, не устоит перед ее чарами певец женского обаяния и красоты Алексей Иванов. Недаром же она супруга профессора сексологии. А это о чем-то говорит.

Иванов рассчитывал сегодня закончить работу над ногами и завтра вчерне наметить руки. Он твердо решил, что руки Инны, а точнее – пальцы не подходят для задуманного им образа, как и лицо, и что для завершения работы, а в сущности для создания главных и основных элементов, ему придется искать другую модель.

Раздался телефонный звонок. Из выставкома просили срочно доставить в Центральный выставочный зал работу. Речь шла о композиции «Первая любовь». Через полчаса к мастерской подойдет машина, на которую автор погрузит свое произведение и сам отвезет его на выставку.

Извинившись перед Инной, Иванов сказал, что сегодня придется прерваться и условился о встрече на завтра, прибавив с тихой улыбкой:

– Пока глина не высохла будем спешить.

По выражению ее лица Иванов понял, что она огорчена прерванной работой и готова была позировать дольше намеченного времени.

Глава вторая. Жена сексолога

1

Весь остаток дня Инна думала об Иванове и о начатой им композиции «Девичьи грезы». Но прежде всего о самом скульпторе. То, что он талантлив и что талант его оригинален, у нее не было сомнений. Самобытность его дарования она видела в его постоянстве в работе над образом женщины и в этом угадывала его творческое кредо. «А как он говорил о любви! – вспомнила Инна слова Иванова, его озаренное чистым светом лицо, с которого в тот миг, казалось, даже исчезли морщины – следы долгих и трудных прожитых лет. И уже не работы скульптора, не обнаженные женские фигуры, полные изящества и грации, а сам их создатель завладел мыслями Инны. Инну оскорбляло и злило, что он даже не поинтересовался ее семейным положением, как это обычно делают мужчины в отношении приглянувшихся им женщин. Выходит, не приглянулась? Быть того не может: разве не он сказал „у вас красивые ноги“? Возможно, у него такой характер – необщительный, замкнутый? Хотя не похоже: доброжелательный взгляд, вежливая любезность, не холодная, но и без интригующей страсти. Несомненно этот Иванов – человек особый, по крайней мере, мужчина не как все. А он интересовал ее как мужчина, не похожий на тех, которые встречались на ее не ровном и не всегда гладком жизненном пути. Он привлекал ее даже своей хотя и неброской, но приятной внешностью, за которой он умел следить. Его простые и в то же время вежливые манеры, тактичность, скромная замкнутость, прерываемая яркой блаженной улыбкой мечтательных глаз, притягивали к себе какой-то загадочностью и тоской, в которую так и влекло проникнуть и разгадать. И она со свойственной ее характеру настойчивой самоуверенностью и непоколебимой решимостью приказала себе идти на штурм. И незамедлительно. Не в ее нраве было раздумывать и откладывать на будущее исполнение своих интимных желаний. Наметив цель, она воспламенялась необузданной страстью, в огне которой готова немедленно сжечь себя дотла. Она отметала мысли о возрасте Иванова и его мужской потенции. Для нее это не имело значения. Ей нужны были его возвышенная душа, которую она безошибочно определила, его чистая неземная любовь или хотя бы мимолетные слова любви из его уст, нежность и ласка его талантливых рук, которые так искусно изваяли женское тело, его трепетных обжигающих губ, его негромкого проникновенного голоса, – она жаждала получить от Иванова сполна всего, что нарисовало ее пылкое воображение. Она хотела разжечь в нем то, что он называл „негасимым пожаром“.