Голубое зарево - [19]

К дому он шел медленно, обдумывая, как он начнет разговор с Мюллером. Все обычные обращения казались ему глупыми и вульгарными. А тут еще эти проклятые сигареты…

Ноги как-то сами, без участия сознания, несли Френка к дому. У двери он остановился и посмотрел на освещенное окно. Вот здесь рождается то, чем мы, как пауки, питаемся. Чужие мысли.

Он постучал.

— Разрешите войти? — спросил Френк чужим голосом и приоткрыл дверь.

В комнате он увидел человека возле радиоприемника. Из приемника доносилась тихая музыка. Она показалась Френку знакомой. Бетховен, вспомнил он. Сердце его на мгновенье сжалось.

— Я вам не помешал? — спросил он громче.

Мюллер вскинул голову и взглянул на Френка. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга.

— Вы меня извините. Я приехал сюда к одному, э-э, приятелю и забыл сигареты… Чертовски захотелось закурить. Вспомнил, что вы живете здесь. Я Френк Долори.

— А, входите, входите, — Мюллер улыбнулся и поднялся со стула.

Френк прошел в комнату, подошел к радиоприемнику и зачем-то повернул ручку громкости.

— Бетховен? — спросил он.

— Да. Героическая симфония.

— Напоминает вам родину?

— Да, — ответил Мюллер просто. Несколько минут они молча слушали музыку. Френку показалось, что Мюллер совершенно о нем забыл.

— Вы знаете, мне показалось, что я уже когда-то вас видел…

— Так обычно говорят, когда хотят познакомиться с девушкой, — произнес Мюллер чуть насмешливо.

— Вы мне не верите?

— Нет, почему же, верю. Впрочем, какое это имеет значение?

«Конечно, он считает меня одним из шайки Семвола», — с горечью подумал Френк.

— Кстати, вы хотели закурить. Сигареты на письменном столе в соседней комнате, — сказал Мюллер, не отрываясь от приемника.

Музыка становилась громче и величественнее. Френк встал и прошел в соседнюю комнату. Несколько секунд он стоял перед письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Они были освещены резким кругом яркой настольной лампы. Под пепельницей он увидел листок бумаги, исписанный его собственной рукой. Это была формулировка очередной задачи.

— Мне не очень нравится, как вы ставите задачи. Сразу чувствуется, что у вас не европейская школа.

Френк резко повернулся и увидел в ярко освещенном прямоугольнике двери Мюллера.

— Чем вам не нравятся мои формулировки? — спросил он.

— Мелочной конкретностью. Вы, наверное, думаете, что чем больше вы сужаете задачу, тем легче ее решить.

Френк на минуту задумался.

— В теоретической физике в подавляющем большинстве случаев значительно проще разобрать более общую задачу, а затем из нее получить частное решение. Вот, например, здесь. Смотрите…

— Верно, — пробормотал Френк, быстро пробегая глазами стройные ряды уравнений и формул. — Вы правы. Это действительно методологический недостаток нашей математической школы. А может и больше — нашей узко коммерческой философии.

— Не знаю, относится ли это к вашей философии. Меня это сейчас не интересует.

— Напрасно, — прервал его Френк. — Если вы хотите доискаться причин, почему мы (он постыдился сказать «я») так ставим теоретические задачи, вы должны смотреть на вещи более глубоко.

— Я просто не подозревал, что у вас существует особый подход к решению проблем.

— Увы, это так, — произнес Френк и вдруг снова почувствовал себя перед этим высоким голубоглазым блондином бестолковым мальчишкой, наделенным незаслуженной властью. Ему мучительно захотелось, чтобы Мюллер не думал о нем ничего плохого.

— Вам здесь удобно работать и… жить? — спросил он.

— А вам? — спросил Мюллер. — Вы ведь тоже, кажется, здесь не дома.

— Ну, я… — начал Френк. — Я привык…

— А я тем более. Я пережил войну и привык решать под бомбежкой дифференциальные уравнения в частных производных.

— Нет, право, может быть, вам чего-нибудь недостает? — настаивал Френк.

— Если хотите, да, — ответил Мюллер очень просто и вышел в комнату, где через динамик приемника вырывались финальные аккорды Героической симфонии Бетховена.

— Чего?

— Общества умных и порядочных людей.

— Разве среди ваших товарищей здесь нет умных и порядочных людей?

— Умные есть. Порядочные встречаются тоже, но очень редко. Более того, те, кто наделен этим качеством, его скрывают. Говорят, оно сейчас не модно.

— А разве не все умные люди порядочны? — спросил Френк.

— Увы, нет. — Мюллер улыбнулся. — Разве вы еще не сделали этого элементарного, но важного открытия?

— Я просто над этим не задумывался.

— Значит, вам легко живется, — сказал Мюллер и повернул ручку радиоприемника. Тот умолк. — Вы любите Бетховена?

— Иногда. Когда я учился в университете, мне приходилось играть в джазе. Идемте, я хочу с вами кое о чем проконсультироваться.

Склонившись над письменным столом, они до двух часов ночи писали уравнения, рисовали графики, подсчитывали эффективные сечения реакций. Они то с жаром спорили, то приходили к соглашению и вместе смеялись над своими заблуждениями.

— С этим можно возиться до бесконечности! — весело воскликнул Френк. Скажу вам откровенно, голова у вас работает отлично. Это правда.

— Ради бога, не завидуйте. Может быть, поэтому я сюда и попал.

— Черт возьми, а ведь верно! Да ладно. В конечном счете, большая физика увлекательная вещь.