Голубиная книга анархиста - [5]

Валя засмеялась.

— Не веришь?

— Откуда такое взял?

— Да я про Японию все знаю. У меня и кличка — Фуджи.

— А! Вот! — воскликнула Валя и сделала такое движение руками, как будто ловит что-то в воздухе.

Ловила — и поймала.

— И еще неизвестно, куда лучше ехать, — сказал Вася. — На юг в Украину или на восток к японцам.

— В белые ночи, — ответила Валя.

— Чего?.. На север? Там холодина собачья. Да и все та же Рашка грязная и зачумленная рабством.

В это время послышались шаги. В вагончик заглянул давешний мужик.

— Ну че? Все у вас тут на мази? О, печка тянет. Молодцом. Чаек можно вскипятить в чайнике. Вот, я принес. И заварки прихватил с хлебом и сахаром. — С этими словами мужик поставил на печку чайник с водой, положил на стол кулек с сахаром и батон. — Кружки вон. Так… А что это? — спросил он, указав на рулон бумаги.

Вася замялся. Валя ответила:

— Для поэмы!

Мужик внимательно посмотрел на нее, щурясь, сдвинул камуфляжную кепку на затылок, обнажая лоб, переходящий плавно в лысину, и тихонько присвистнул.

— Так вы батраки или поэты?

И тут Вася ответил:

— Вольные стрланники.

Мужик не смог удержаться и засмеялся.

— И хто? — спросил он сквозь смех.

Вася собрался с духом, чтобы не картавить, но вовремя нашел синоним:

— Путешественники.

— Вольные? — уточнил мужик.

Вася хотел ответить утвердительно, но вдруг задумался, задумался и ничего не сказал. Зато сказала Валя:

— Калики мы перехожие, дяденька.

Мужик снова засмеялся.

— Оно и видно! Завали меня буина.

— Кто такой? — тут же навострилась Валя.

— Буина-то? — спросил мужик. — А еще узнаете. Ох, ну, бляха-маха, цирк. Лады. Ужинайте и смотрите тут не очень раскочегаривайте печурку-то, а то и петух ночной закукарекает.

И он ушел. Чайник стоял на печи да шипел, и они решили все-таки почаевничать, а потом уже и отправляться в путь-дорогу.

— Что ты там про калек объясняла? — вспомнил Вася.

Валя запела:

— Сорок калик их со каликою-у-у… Оне думали думушку-у-у… А едину думушку крепкую-у-у…

Вася с любопытством наблюдал за нею. Валя преображалась, ее лицо обретало какую-то ясную целостность.

— А итить нам, братцы, дорога не ближнея-а-а… Итти будет ко городу Иерусалиму… Святой святыни помолитися… — Тут она как будто проглотила слово. — …гробу приложитися… Во Ердань-реке искупатися-а-а… Нетленною ризой утеретися-а-а… Итти селами и деревнями-и-и… Городами теми с пригородками-и-и… А в том-та веть заповедь положена-а-а… Кто украдет, или кто солжет… Едина оставить во чистом поле-э-э… И окопать по плеча во сыру землю-у-у…

В это время запел и задребезжал чайник, Вася протянул руку, взялся за дужку и сразу отдернул руку, замахал ею и с проклятьями выскочил на улицу, сунул руку в снег. А Валя тем временем обернула дужку тряпкой, сняла чайник, сбила ножиком крышку и сыпанула в бурлящую воду заварки.

Вася вернулся в вагончик, с неудовольствием глядя на Валю.

— А ты не такая уж глушенная, как кажешься, — сказал он ей.

— Так если железо горячее, — ответила она, — тряпку надо взять, Фуджик.

— Хм. Да ты знаешь хотя бы, что такое Фуджи? — с раздражением спросил Вася, разглядывая обожженные пальцы.

— Не-а.

— Гора. Самая крутая гора в мире.

Валя захихикала.

— Чего ржешь? Ее фотографируют и рисуют все кому не лень. Вулкан! Фуджи — по-японски крутизна.

Валя повалилась на койку, продолжая смеяться. Вася взялся левой рукой за дужку, обернутую тряпкой, налил в кружку чая, посластил его и принялся пить. Хотел отломать кусок батона, но вспомнил о ножике и откромсал пласт.

Отсмеявшись, к нему присоединилась и Валя.

— Да-а… — бормотал Вася, — зараза… обжегся на ночь глядя… На улице ветер… Может, они и не видели, как мы садились в эту машину… А если и видели, откуда знают, куда мы? Тем более свернули… Интересно, сколько кэмэ мы уже проехали?

Валя сербала чай. Она расстегнулась, стащила большую вязаную шапку с помпоном, смешно вытягивала губы и громко прихлебывала.

Вася покосился на нее.

— Как лошадь.

Валя повела крупными карими глазами и промолчала.

После чаепития она стала деловито застегиваться, озираться.

— Да не, — сказал Вася, — слушай… Лучше нам пока остаться.

Валя взглянула на него и покачала головой.

— Не-а, надо уходить.

— Почему? — удивленно спросил Вася.

— Не знаю, — призналась она и вдруг прижала руки к груди. — Фу-у-джик, пойдем, а? Ну пойдем отсюда? Чего ты? Пойдем.

— Да постой ты… Нас вон чаем угостили, кров дали… Вижу, сколько Вальчонка не корми… Нет, останемся. Куда мы? А тут печка, чайник.

— Его можно купить, — быстро сказала она.

— Успеется. Вот накопим деньжат, закупим продуктов, палатку. А может, лодку. И тогда по весенней воде — и ускользнем. Пока лед еще на реках.

И они остались, вынули из рюкзака одеяло, поставили в угол рулон бумаги, сняли верхнюю одежду, обувь и легли на скрипучие железные койки. Вася задул лампу. В печке догорали дрова. Пахло дымком и грязной одеждой. Валя звучно скреблась в голове.

— У тебя что, вши? — спросил Вася.

— Не-а, — ответила Валя, продолжая чесаться. — Это от жары.

Молчали. По снегу кто-то подбежал к вагончику. Замер. Валя и Вася тоже затаились. Кто-то прошел вдоль вагончика, снова приблизился к двери. Послышалось дыхание. Потом шаги удалились, и все стихло.