Голубая спецовка - [6]

Шрифт
Интервал


Сегодня к моему станку подошел мастер, показывает на ящик для инструментов и спрашивает: что значит эта надпись? Я прикидываюсь дурачком. «Какая надпись?» — спрашиваю. «Вот эта», — говорит он и хватает меня за рукав. На ящике написано: «Да здравствует революция, перестроим общество и выгоним всех сволочей и воров!» Тут же начинается выволочка: «Ди Чаула, это дело твоих рук, пора кончать с такими надписями, а нет — придется сходить к начальнику по кадрам. Пора с ними кончать раз и навсегда, не валяй дурака, это твои проделки, я знаю, только ты этим занимаешься и уже перешел всякие границы, понял, всякие гра-ни-и-и-и-ицы, ты по-о-о-онял, границы». А я ему в ответ: «Эй ты, потише, что я, убил кого или изувечил, а? Может, сломал какую штуковину? Нечего базар тут устраивать, и голос на меня не повышай! Когда мы своим потом и кровью, настоящей красной кровью, поливаем вот эти ящики и этот пол — то все прекрасно, все в порядке, но стоит написать невинную фразу, высказать свои мысли, как вас тут же начинает корчить. Проваливай-ка отсюда, никто не заставляет тебя читать эту надпись, а для меня она много значит, она мне под стать, она поднимает настроение, придает смысл жизни, она — часть меня самого. Вам всем бы хотелось, чтобы мы, стоящие у этих машин, были болванами, роботами, но у нас пока что голова на плечах, мне эта надпись доказывает, что я все же мыслящее существо и не стану жевать чужую жвачку, так что давай, двигай отсюда».


Если ты спросишь, чей это хутор, тебе ответят — свояка, который в Америке, а вот этот — брата, он тоже в Америке, а вон тот — двоюродного брата, и он там же. Пройдись немного, и увидишь, что все лучшие земли принадлежат родственникам, живущим в Америке. Если бы эти кретины по крайней мере пользовались землей! Так нет же, в этих домах, по этим землям ползают змеи, отплясывают духи, кричат лягушки и совы, а хозяева метут улицы в Нью-Йорке, вкалывают на заводах в Торонто.

Иногда бродишь по дорогам Юга, вокруг полуразрушенных, убогих поселков, и за кактусами, растущими вдоль грязных каменных заборов, открываются неожиданные и невероятные вещи — настоящие миражи в пустыне. Какой там нищий Юг! Ты увидишь конюшни, где бьют копытом веселые и сытые кони, увидишь роскошные бассейны, экзотические растения, зеленые, ухоженные лужайки… И все это на виду у рабочих, у всего выжженного и нищего края. Вот так стоишь, уткнув нос в колючки, и, пораженный, взираешь на всю эту божью благодать. Но стоит повернуть голову в сторону, и перед тобой снова другой Юг — Юг бедняков, душный, погибающий от жажды, озлобленный Юг.

Праздники перестали быть праздниками. Раньше они были сытые и благодатные. Можно было жить одними праздниками. Если ты участвовал во всех торжествах, то тебе всегда перепадал даровой кусок. Прошел праздник — занимайся каким-нибудь ремеслом. Приходилось, конечно, и туговато, но то была достойная жизнь — бедняцкая, зато здоровая и свободная. Когда в Мола-ди-Бари устраивали праздник по случаю улова моллюсков, можно было отправиться туда и поесть их досыта. В Грумо-Аппула был обычай — не знаю, может, он сохранился и по сей день — угощать бедняков жареной чечевицей, хлебом, вином. В других селениях, например в Тури, был праздник сбора черешни, и тогда можно было смело пускаться в путь и быть уверенным, что вдосталь поешь черешен; потом еще был праздник луковичной поджарки в Аквавива-делле-Фонти, в Мариотто — праздник винограда, в Сан-Микеле — праздник свиной ножки. В одном поселке был праздник пшеничных лепешек (любопытно, там их мерили аршином). Потом начиналась массовая торговля пряниками и так далее. Можно было в любое время года прокормиться, путешествуя по Апулии в погоне за праздниками и ярмарками; разъезжаешь себе на велосипеде и ни перед кем не отчитываешься. Теперь и праздники уже не праздники, за все приходится платить. За все и сполна.


У входа в уборную и раздевалку скопилась целая гора грязи, но никто ее не замечает. Она высится там годами, пока кто-нибудь не вляпается в нее, и тогда ассенизаторам из «Люченте» приходится немало попотеть. Они готовы сожрать нас, рабочих, потому что им приходится очищать уборные от наших нечистот и потому что мы, на их взгляд, находимся в привилегированном положении. Им невдомек, что рабочих насилуют больше, чем их.


В этом году опять разразилась эпидемия — они вспыхивают как молнии там и сям на этом восхитительном Юге, о котором только и поют «О солнце, о море!». Смех разбирает, когда начинают рекламировать Юг ради привлечения туристов; Юг теперь — сплошная мерзость, пляжи — просто свалки, все захламлено, залито цементом, побережье застроено уродливыми виллами в стиле бог весть каких далеких стран. А море все никак не вздыбится, чтобы смыть эти дворцы, их обитателей и землемеров, еще более тупых, чем хозяева. Какой там прекрасный Юг, тарантелла и прочие пикантные удовольствия!.. А в сельскую местность то и дело наведываются князья да маркизы, собирают арендную плату за землю. С ума можно сойти, человек уже ступил на Луну, а до сих пор еще не вывелись всякие там князья и бароны. Всем бы им головы поотрезал!


Рекомендуем почитать
Здравствуй, сапиенс!

«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.


Заманчивое предложение мистера Чета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тюрьма для свободы

Релиз книги состоялся 12 января на ThankYou.ru.


Бабур (Звездные ночи)

Бабур — тимуридский и индийский правитель, полководец, основатель государства Великих Моголов (1526) в Индии. Известен также как поэт и писатель.В романе «Бабур» («Звездные ночи») П. Кадыров вывел впечатляющий образ Захириддина Бабура (1483–1530), который не только правил огромной державой, включавшей в себя Мавераннахр и Индию, но и был одним из самых просвещенных людей своего времени.Писатель показал феодальную раздробленность, распри в среде правящей верхушки, усиление налогового бремени, разруху — характерные признаки той эпохи.«Бабур» (1978) — первое обращение художника к историческому жанру.


Праведная бедность: Полная биография одного финна

Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.


Происшествие с Андресом Лапетеусом

Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.