Голубая синица - [9]

Шрифт
Интервал

Засмотревшись нынче,
Я легенду эту
Вспомнила, грустя.
      Ну а ты, сыночек,
      Помнишь ли, как плакал,
      Как боялся в детстве
      Маму потерять?
      А теперь порою
      В суетных заботах
      Забываешь матери
      Весточку послать.
Значит, до предела
Меж сердцами нашими
Тонкая, незримая
Натянулась нить.
Страшно и подумать:
Вдруг она порвется.
Как тогда я стану
С болью в сердце жить?
      Ну, а может, просто
      Это все пустое,
      Плод моей фантазии,
      Старчески больной?
      Успокой скорее,
      Разгони тревоги,
      Из краев далеких
      Напиши, родной!

Чувство дружеской теплоты

Кто-то утром в почтовый ящик
Незабудок вложил букет:
Вспоминай, мол, меня почаще
Да сердечный прими привет.
Что ж, друзей вспоминать приятно,
Дорог каждый от них привет.
Только что-то мне непонятно,
Как же твой отыщу я след.
Ну, а может, совсем неважно
Друга зримые знать черты?..
Нужно лишь ощутить однажды
Чувство дружеской теплоты…

БЕЛАЯ ПАРТА

Мамин галстук

Мамин галстук старенький,
Потерявший цвет,
Бережно хранится
Тридцать долгих лет.
      Здесь же фотография.
      Вижу я на ней
      Маму-пионерку
      И ее друзей.
Вот она, девчонка, —
Черные глаза,
Нос задорный, вздернутый,
Длинная коса.
      Словно крылья птицы,
      Галстук на груди.
      Мама с фотографии
      На меня глядит.
Будто хочет выспросить:
— Как твои дела?
Как ты сбор отряда
Нынче провела?
      Крепко обнимая
      Ласковой рукой,
      Не девчонка, мама —
      Рядышком со мной.
И все так же смотрят
Черные глаза.
Только поседела
Чуточку коса.
      — Пионеркой, дочка,
      Я, как ты, была.
      Этот галстук алый
      Крепко берегла.
Пусть поблек от времени,
Ты его надень
В праздничный, веселый,
Долгожданный день.

Вовкина бабушка

Была простая бабушка
У Вовки Черемных,
Ничем не выделялась
Она среди других.
      Пекла для Вовки шанежки,
      С морковкой пирожки,
      Трусы ему стирала
      И штопала носки…
Но вот пришел однажды
Какой-то генерал.
Он крепко-крепко бабушку
При всех расцеловал.
      Весь вечер вспоминали
      Они двадцатый год.
      У Вовки сердце жаркое
      То стукнет, то замрет.
Так вот какая бабушка!
А он-то и не знал.
Спасен от смерчи бабушкой
Вот этот генерал.
      И все в отряде знали
      Настену Черемных.
      Разведчицей отважной
      Слыла она у них.
Теперь для Вовки шанежки
Вкуснее во сто раз.
А все, что скажет бабушка, —
Как воинский приказ!

Бегут пути

Юным железнодорожникам Малой Южно-Уральской посвящается

Уходят рельсы далеко.
Но вот у поворота
Тревожным пламенным флажком —
Гляди! — сигналит кто-то.
      В росинках пота щеки, нос.
      Растрепаны косички.
      Кричит и машет: «Перекос!» —
      Обходчик-невеличка.
Девчонка эта хоть мала,
Но дело твердо знает.
Видать, как надо, поняла,
Что тут —
Вполне серьезный труд,
А не игра пустая.
      Парнишка тепловоз ведет
      Впервые в жизни в этот вечер.
      Шумливых сосен хоровод
      Спешит ему навстречу.
Вот скорость он переключил,
Здесь все ему знакомо.
Не зря он физику учил,
Запоминал законы.
      Рука тверда. И зорок глаз.
      Парнишка понимает,
      Что это труд уже сейчас,
      А не игра пустая.

Строгий проводник

На перронную площадку
Входят взрослые и дети.
— Начинается посадка!
Предъявите ваш билетик.
      Есть у каждого билет,
      У Дружка лишь только нет.
      Прошмыгнул он на перрон,
      Заскочить хотел в вагон.
Проводник окликнул строго:
— Пассажир четвероногий!
Вам пора бы знать порядки:
Без билета нет посадки.
      Недоволен наш Дружок:
      Проводник-то невеличка,
      За спиною две косички,
      А туда же — очень строг!

В вагоне

За окнами, как в сказке,
Плывет зеленый бор.
Вот в кителе с повязкой
Заходит ревизор.
      Проходит меж диванами,
      Обходит весь вагон
      И щипчиками странными
      Билеты метит он.
Качая куклу бережно,
Сидит Танюша, ждет.
Подходит он и вежливо
Билет из рук берет.
      — Скажите, — улыбается, —
      А сколько дочке лет?
      Быть может, полагается
      Для дочки взять билет?
— Вчера купили Свету,
Ей только два денька.
— Два дня? Тогда билета
Не нужно ей пока…

Осени приметы

Тонкая березка
В золото одета.
Вот и появилась
Осени примета.
      Птицы улетают
      В край тепла и света.
      Вот вам и другая
      Осени примета.
Сеет капли дождик
Целый день с рассвета,
Этот дождик тоже —
Осени примета.
      Горд мальчишка, счастлив:
      Ведь на нем надета
      Школьная фуражка,
      Купленная летом.
Девочка с портфелем.
Каждой знает: это —
Осени идущей
Верная примета.

Особенный урок

Вчера особенный урок,
Ребята, был у нас.
Мы, обгоняя ветерок,
Пришли в чудесный класс.
      Пришли тропинкою лесной,
      Извилистой и длинной,
      Чтоб познакомиться с сосной,
      С березкой и рябиной.
Узнали много в этот день.
А кончился урок,
Синичка песенкой «Тень-тень»
Дала для нас звонок.
      В лесу остался странный класс.
      Ушли мы тропкой длинной…
      Сосну теперь никто из нас
      Не спутает с рябиной…

Белая парта

Светлые, чистые
Парты у нас.
С ними как будто
Просторнее класс.
      Новенький мальчик
      Стоит у дверей.
      — Что же стоишь ты?
      Садись поскорей.
Он покосился
На парту с опаской:
— Парта покрашена
Белою краской.
      Каждая клякса
      На белой видней.
      Как же сидеть мне,

Рекомендуем почитать

Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.