Голубая синица - [11]

Шрифт
Интервал

      И солнце пляшет на тазах,
      Начищенных до блеска.
Мы чистим, моем все, скребем,
Силенок не жалея,
Чтоб поскорее стал наш дом
И чище и светлее.

Новинка на ужин

Завывает сердито пурга,
Словно злющая баба-яга
В окна снежным стучит помелом.
А в столовой за белым стеклом,
Чуть дыша парниковым теплом,
Свежий лук разметал на тарелки
Глянцевитые острые стрелки.
Мы стоим у открытых дверей:
— Заходите, ребята, скорей!
Лук зеленый сегодня на ужин.
Может быть, вам добавочный нужен?
Для всего, для всего интерната
Лук зеленый растили юннаты…
Принимайтесь за ужин, ребята!

Наследство

Стальная пластинка,
А рядом — резец.
Его подарил мне
Когда-то отец.
      Он мне говорил,
      Усмехаясь в усы:
      — В нем сила сокрыта
      Волшебная, сын.
Я в руки резец тот
Загадочный брал:
В чудесное верил,
Чудесного ждал.
      Но в детство захлопнулась
      Дверь навсегда —
      Я слово отцовское
      Понял тогда.
Под этим резцом
Оживает металл…
На светлой пластинке
Красавец Урал.
      И горы, и небо,
      И волны озер,
      И листьев рябины
      Ажурный узор.
Неслышно по травам
Ступает олень.
Горит над оленем
Задумчивый день.
      А дальше, за ними,
      Дымки над землей:
      Там трубы заводов,
      Там город родной…
Тревоги и думы,
И радость творца —
Все это в наследство
Я взял у отца.

В столярной бригаде

В столярной бригаде все заняты делом.
Кто режет, кто пилит, строгает умело.
      Вихрастый парнишка стоит у стола,
      Досками орудует ловко и быстро.
      Послушная току, кружится пила,
      Разбрызгав опилок пахучие искры.
Андрей недоволен: — Ну, что за работа?
Мне вешалки делать совсем неохота.
Вот если бы столик для шахмат, буфет…
Или хотя бы простой табурет…
      — Ого, какой прыткий, — смеются ребята. —
      Об этом, дружище, мечтать рановато.
      Сперва научись-ка хоть резать бруски…
      — Подумаешь, что тут, совсем пустяки!
      Чему здесь учиться? — твердит он. И вот
      Брусок под зубцы торопливо сует.
Вдруг скрежет пронзительный, взвизги и стон.
Андрейка растерян, Андрейка смущен:
Искромсан брусок, будто грызла собака.
Готов от обиды мальчишка заплакать.
Глядит на товарищей он виновато:
— Я буду учиться, поверьте, ребята!

Впрок идет наука

— Что случилось с плиткой?
Почернела вдруг.
А уж мне без плитки
Просто как без рук.
      — Дай-ка посмотрю я, —
      Говорит Борис.
      — Что ты! Вдруг испортишь?
      Лучше не берись.
Сердится старушка.
Только внук упрям:
— Все в кружке недавно
Объяснили нам.
      Винтики… Спирали…
      Гайки… Провода…
      Думает парнишка:
      «В чем же здесь беда?»
Вдруг кричит, смеется:
— Бабушка, нашел!
Где тут замыкание,
Понял хорошо.
      Сделал я, как надо…
      Плитка включена.
      Вот и раскалилась
      Снова докрасна.
Смотрит, улыбаясь,
Бабушка на внука:
— Ишь, и вправду, значит,
Впрок идет наука.

Пусть заблудится ветрище

Молоток стучит задорно,
Забивает гвоздь проворно.
Глядь, гвоздями крепко сшит
Деревянный новый щит.
Вот еще один готов.
Нужно много сбить щитов…
      На морозе у ребят
      Щеки заревом горят.
Мы щиты готовить вышли,
Будем ставить их в полях.
Пусть заблудится ветрище,
Как в лесу, у нас в щитах.
Между ними пусть, блуждая,
Снег в сугробы наметает.
Там весной хлеба зеленые
Встанут, влагой напоенные,
      Чтобы летом золотым
      Тяжелеть зерном литым…

Наш сапожник

Оторвался каблучок,
Захромал наш Славик.
Взял сапожник молоток,
Каблучок приставил.
      Вбил он гвоздь, другой вогнал
      Ловко и умело,
      Улыбнулся и сказал:
      — Можешь топать смело!
Вы не думайте, что он
Старый, бородатый:
В школе учится Семен,
Перешел в десятый.
      Может вам он показать,
      Как пришить заплатки.
      И не прочь в лапту сыграть
      С вами на площадке.
Вот сапожник есть какой
В нашей школьной мастерской!

От сказки начинается

Урок последний в школе
Сегодня — рисование.
Учитель дал ребятам
Свободное задание.
      Цветы, балет у девочек
      (Рисуют все любимое).
      У мальчиков — машины
      С зелеными кабинами.
Бульдозеры да краны,
Дома многоэтажные,
Ракеты быстрокрылые,
Чапаевцы отважные…
      И лишь один мальчишка
      Рисует что-то странное:
      Конек смешной проносится
      Над голубой поляною.
С дружком своим Иванушкой,
Сквозь тучи взвившись соколом,
Направил бег стремительный
Он к терему высокому.
      Ребята удивляются
      Мальчишке черноглазому:
      — Отстал от века нашего
      Ты с этакой фантазией.
Зачем нам эта сказка,
Когда летают спутники?
Конька с ракетой, Слава,
Случайно ты не спутал ли?
      Художник над картиной
      Упрямо усмехается:
      — От сказки той чудесной
      Вся правда начинается.

Гребешки да ложки

Нет у нас в оркестре громкого баяна,
Звонкой балалайки тоже не слыхать.
На гребенках частых, ложках деревянных
Песенку любую можем вам сыграть.
      Занавес открылся. Стало тихо в зале.
      Вот взмахнула палочкой Колина рука.
      Гребешки запели, ложки застучали:
      «Шел отряд по берегу. Шел издалека…»
Мамам показалось: конница лихая
Мчится где-то рядом. Слышен стук копыт.
Вот уже далеко цоканье стихает,
Только знамя красное на ветру шумит…
      Все вздохнули разом: — Молодцы, ребята!
      Чей-то дед взволнован: — Ну и времена!
      Ложкой деревянной ел я щи когда-то,

Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.