Голубая бусина на медной ладони - [41]

Выдвинутые Досталем положения прочно вошли в этнографию кочевого населения Аравии. Но австрийский ученый занимался и другой важной темой — изучением традиционных навыков у оседлых ремесленников внутреннего Хадрамаута. Мастера из Тарима до сих пор не забыли Досталя.

— Как же, помним, — говорит старый гончар из рода аль-Бани, — этот австриец беседовал с нами, не поглядывая на часы, вникая в каждую мелочь, как будто сам он сын гончара.

Беседами дело не ограничивалось. Вместе с операторами из Геттингенского института научных фильмов Досталь сделал двадцать шесть фильмов разной продолжительности — от двухминутного до почти часового, чтобы детально запечатлеть традиционную технологию гончаров и каменщиков, столяров и строителей, кузнецов и ювелиров, особые приемы лекарей и танцоров. Изображение дополняется текстами, выпущенными институтом в виде отдельных брошюр в серии «Кинематографическая энциклопедия». В 1972 году австрийский ученый объединил этот материал в книгу под названием «Ремесленники и технология ремесла в Тариме».

На демонстрации некоторых из своих фильмов в Ленинграде, куда он приехал по приглашению Президиума Академии наук СССР, Досталь сказал:

— В наши дни под натиском современной цивилизации старая народная культура исчезает стремительно и зачастую бесследно. Задача Венского института срочных этнографических исследований, который я возглавляю, — зафиксировать и тем самым сохранить для науки уходящее прошлое, сделать его достоянием всего человечества. Работа нашей экспедиции в Асире (Саудовская Аравия) и советско-йеменской комплексной экспедиции в Хадрамауте и на острове Сокотра позволит нам совместными усилиями приблизиться к пониманию этнографических особенностей Южной Аравии, чрезвычайно важного в историко-культурном отношении уголка планеты.

Наша отечественная традиция этнографического изучения Южной Аравии очень молода. Зачинателем ее была В. А. Крачковская, жена «шейха русских арабистов» академика Крачковского. В трудные военные годы она опубликовала обзор главных достижений европейской науки за сто лет исследования Хадрамаута. И потом на протяжении двух десятилетий обобщала данные письменных источников и научной литературы о памятниках южноарабской архитектуры и о традиционной женской одежде этих мест. Полевые разыскания в Хадрамауте планировались Российским Географическим обществом еще в прошлом веке, но начались они, как уже говорилось, только в 1983 году и с тех пор ведутся ежегодно. Мне, этнографу, приятно чувствовать внимание и поддержку коллег, «соседей справа и слева» — Лотара Штайна из Лейпцига и Вальтера Досталя из Вены.

…Итак, белые колечки дыма поднимаются над курильницей. Сладко кружится голова.

— Ладан задышал, — говорит хозяин дома, раздувая веером-флажком тлеющие угли. Это не игра словами: здесь, на Юге Аравии, известная наша поговорка не в ходу.

Курильница стоит в невысокой стрельчатой нише рядом со входом. Это усеченная глиняная пирамидка, поставленная на попа и раскрашенная алой «драконовой кровью» — смолой дерева, растущего на Сокотре, красителем необычайно стойким, сохраняющим свежесть на протяжении многих веков. Для изготовления курильниц применяют глину, камень, металл, и какие только формы не придает им рука мастера! Но почти всегда, силуэтом или орнаментом, они напоминают традиционные образцы южноаравийского зодчества.

Широкая часть пирамидки — вогнута; в ней на углях, подернутых пеплом, лежит несколько желтовато-белых крупинок, напоминающих балтийский янтарь. Это и есть ладан — ароматическая смола дерева босвеллия из семейства бурзеровых, богатая эфирными маслами. Смола вытекает, как выражаются специалисты, «при подсочке коры или поранении ствола». Вот как это происходит.

— Ладановые деревья, — показывает мне Хусейн.

Оглядываюсь. Деревья растут почти на отвесном склоне ущелья аль-Габр, взбираясь и на плоскогорье. Блеклая серовато-зеленоватая кора, кроны толстых извилистых веток похожи на клубок одеревеневших змей. Не отсюда ли родилась легенда о том, что ладаноносную босвеллию охраняют от непрошеных гостей змеи?

Хусейн подтыкает юбку; вынув из ножен свой длинный нож, берет клинок в зубы и уверенно взбирается по стволу. К моим ногам падает ветка, усеянная овальными листочками с мелкими зубчиками по краям. На срезе ветка сочится душистым молочным соком. Хусейн спускается, нюхает сок, пробует его на язык.

— Хороший ладан, бедуинский, — удовлетворенно заключает он и делает дюжину косых надрезов на стволе. Кору под ними он надрывает так, чтобы в ней скапливалась смола. Выступают молочные капли, на наших глазах превращающиеся в белесые кристаллы, вроде поваренной соли. Месяца через два можно возвращаться за ладаном.

— Почему так долго ждать? — спрашиваю.

— Это совсем недолго, ведь уже два года не было дождей. После дождя ладан застывает куда дольше.

Чувствую на затылке чье-то дыхание. Секунду назад не было никого, а теперь вот он — бедуин: длинные всклокоченные волосы, выдубленное солнцем темное лицо, в глазах острое любопытство. О способности бедуинов возникать ниоткуда, буквально вырастать из-под земли писали многие путешественники. И я убеждался не раз, что это не выдумка. Щека у бедуина оттопырена Неужели он жует кат?