Головы моих возлюбленных - [62]

Недоступные взору этого туристского сброда, мы оба, Чезаре и я, изо дня в день лелеем надежду, что незнакомой девочке наконец-то станет лучше. Вот уже много недель больное дитя сидит за окном и грустными глазами глядит на улицу. Каждый раз, проезжая мимо, мы улыбаемся ей и машем. Чезаре даже корчит забавные гримасы, но малышка почти не реагирует, хотя, как мне кажется, поджидает наш автобус. Когда, желая проверить мою догадку, мы один раз миновали дом, даже не глянув на нее, я, поспешно обернувшись, увидела, что она плачет.

Когда я сама была маленькой девочкой, то вообще не плакала, ибо горе мое было постоянным и вездесущим. И до сих пор я в каком-то смысле осталась этой бедной девочкой, разве что выучилась себе помогать. К слову сказать, на следующий день, невзирая на протесты остальных участников дорожного движения и существующий запрет, Чезаре остановил наш автобус и положил на подоконник небольшой пакет для малышки. На пожертвования мы сумели купить для нее несколько игрушек, а Кора пожертвовала для этого дела один из своих калейдоскопов.

Вообще-то Корнелия – человек великодушный, я должна это подчеркнуть самым недвусмысленным образом, но порой она сама выставляет напоказ свое великодушие, а это сводит на нет весь эффект.

Снова и снова она удивляла меня. Когда мы наконец-то избавились от Дона, после чего хорошенько выспались, Кора сказала в своей привычной холодной манере:

– Человек вечно допускает какие-нибудь ошибки.

Я испугалась:

– Ты о чем?

– У меня была уникальная возможность написать портрет покойника, а я от волнения об этом забыла. Всего бы лучше еще разок съездить туда и наверстать упущенное.

Я в ужасе внимала ее речам.

– Если тебе нужна пригоршня пепла, ты вполне можешь наскрести его из очага Эмилии, а потом написать черную-пречерную картину.

– Вовсе не обязательно, чтобы все сгорело, в тот день было ветрено, ветер мог загасить свечи.

– Ладно, тогда ступай и пригони джип, но только, пожалуйста, без меня. А если тебе вообще нужна мертвая натура, съезди в анатомичку, твои всемирно известные коллеги именно так и делали.

– Кстати, я вспомнила, что у нас в распоряжении еще твой отец. Пора его наконец кремировать.

– Оставь моего отца в покое.

Когда мы наконец это сделали и отец мог быть предан земле (как и уговорено, в большой могиле Хеннинга), у меня словно камень с души свалился. После погребения, состоявшегося без священника, надгробных речей, цветов и тому подобного, мы уютно уселись на кухне, пили чай и глотали роскошную выпечку Эмилии.

– Слушай, а тебе хотелось бы выйти замуж? – спросила я у Эмилии.

Та замялась.

– В молодости я ничего так не хотела, но в то время была очень разборчива и отшила двух молодых парнишек. Потом я любила Альберто. После того как он умер, у меня было слишком грустно на душе, чтобы снова задумываться о замужестве. А теперь, глядишь, я стала чересчур стара…

– Но если бы вдруг объявился кто-нибудь подходящий?..

– Ну, во-первых, никто не объявится, а во-вторых, я и сама больше не хочу. Детей заводить слишком поздно. Мне пришлось бы обслуживать мужа и повиноваться ему.

– Ты совершенно права, Эмилия, – сказала Кора, – я с тобой согласна.

Но Эмилия еще не закончила свою речь.

– Если говорить по-честному… законный муж мне не нужен, а вот друга сердца я завела бы с превеликим удовольствием. – Эмилия покраснела, а мы рассмеялись.

– Браво, Эмилия, – хором воскликнули мы, – когда у тебя наконец будут водительские права, ты начнешь гонять по всей Флоренции и кружить головы пенсионерам.

– Вздор все это, – сказала она, – не могу же я выйти на панель, но было бы куда как хорошо прогуляться с другом, сходить с ним в кафе или на концерт. Неужели вы этого не понимаете?

– А мы тебе поможем, не унывай, я тебе такого раздобуду!

– У нас вкусы не совпадают, – с достоинством отвечала Эмилия, – такой узкий утиральник вроде вашего Дона или такого плейбоя, как синьор Хеннинг, я не желаю.

– Выбирать будешь сама. А я дам объявление в газету: «Требуется моложавый пенсионер для садовых работ», ты будешь на них смотреть, а потом наймем того, который тебе понравится.

Эмилия от души рассмеялась:

– А вдруг мне ни один не понравится?

– Тогда никого и не наймем.

Кора загорелась и, не откладывая дела в долгий ящик, принялась названивать в газету, чтобы разместить там объявление. В ближайшие три дня нам позвонили трое мужчин, а четвертый попросил позвонить свое доверенное лицо. Мы всех их с перерывом в один час пригласили в воскресенье на нашу розовую виллу.

У Коры был план до поры до времени никому из кандидатов не отказывать и никого не нанимать. Для начала их следовало сфотографировать и понаблюдать за ними, после чего мы собирались наиподробнейшим образом взвесить все «за» и «против».

– Нельзя же безо всякой причины фотографировать садовника, – забеспокоилась Эмилия.

– А я лично считаю, что человек на этой должности должен любить детей и домашних животных, – заявила я, – а поэтому ради пробы посажу на колени соискателю Белу и Пиппо. После чего Кора должна в полном восторге воскликнуть: «Боже мой! Какой превосходный кадр!» – и схватить как бы по чистой случайности оказавшийся рядом фотоаппарат.